- На, гляди. Теперь ты.
Парень достал из-за пазухи пять сотенных и положил их на дощечку.
- Метать?
- Мечи.
Три одинаковые карты легли рубашками вверх. Человек подумал, выплюнул окурок с изжеванным мундштуком и поднял одну их них.
- Туз, - пронесся по толпе вздох.
- Твое, - с сожалением сказал банкомет и протянул ему деньги. Может, еще? Или струсишь?
- Сколько? - мрачно спросил человек.
- Эх, трус в карты не играет, - парень бесшабашно махнул рукой, - на отыгрыш: ты тысячу, я тысячу. А?
- Годится.
И опять легли три карты. И опять по толпе прокатился восторженный шепоток.
- Может, еще?
- Хватит, - человек, не считая, сунул в карман комок денег и скрылся в толпе.
Ох, и интересная была эта толпа! Кого только не встретишь здесь! Рынок разросся, занял все близлежащие переулки. Это было горькое порождение войны с ее нехваткой, дороговизной, бедностью. Здесь можно было купить все. Краснорожие барыги в солдатских шинелях с чужого плеча могли продать хлеб и водку, пенициллин и зажигалки. Это была грубая и грязная накипь войны. Регулярно ее снимали, эту накипь, но она появлялась вновь, и бороться с ней было необыкновенно трудно. Потому что даже самое мужественное и героическое время имеет пока свои теневые стороны.
Мишка, стоя на углу Большого Кондратьевского, наблюдал за этой толпой и думал; неужели нельзя облить бензином всю эту сволочь? Облить и поджечь, пусть горят. Он даже Зое тихо, сквозь зубы, сказал об этом.
- Зачем же так, Миша? - ответила она. - Здесь не одни барыги. Нехватка, вот люди и понесли сюда то, что могут продать или обменять, и нет в этом ничего зазорного. Люди свое, не ворованное продают или на продукты меняют. А сволочь есть, конечно. Только она здесь-то вся и собралась. Ее, как магнитом, тянет к человеческому горю. Вон, видишь, она кивнула головой в сторону игроков.
Мишка сам давно уже наблюдал, как эти двое внаглую чистят простодушных людей, зараженных азартом.
- Ну-ка, подожди, - Мишка шагнул к толпе.
- Зачем? - Зоя схватила его за руку.
- Сейчас увидишь.
- Миша!
- Так надо.
Мишка раздвинул плечами любопытных, подошел к банкомету.
- Что, товарищ военный, спытай счастье, - улыбнулся парень желтыми потраченными зубами.
- Давай.
- А ставишь что?
- Вот, - Мишка вытянул из кармана золотое кольцо.
- Дай гляну, - сказал второй и протянул руку.
- Смотри из моих рук.
Парень наклонился, внимательно рассмотрел кольцо.
- Рыжье, - шепнул банкомету.
- Сколько против него? - спросил банкомет прищурившись.
- Три куска.
- Идет.
- Предъяви.
- Не в церкви...
- Здесь тоже не фрайера.
Банкомет достал из кармана толстую пачку денег:
- Метать?
- Мечи.
Три карты шлепнулись на дощечку. Мишка подошел к банкомету вплотную и крепко взял его за руку. Парень дернулся, но Костров держал крепко.
- Ты что, падло, а? - прошипел банкомет.
- Тихо, сявка, кого лечить решил? - Мишка выдернул из рукава банкомета карту, бросил на дощечку.
- Вон он, туз, - сказал он спокойно, забирая деньги, и, повернувшись к угрожающе надвигавшемуся на него второму, добавил: - Тихо, фрайер, сопли вытри, а то я тебя сейчас по стенке разотру.
Толпа весело загудела. Мишка повернулся и пошел к Зое. Вслед ему несся тяжелый мат.
- Зачем ты? - спросила Зоя.
- Золото им показал. Теперь, где надо, разговор пойдет, мол, появился карась с рыжьем.
- А что такое рыжье?
- Эх ты, знать надо. Это на нашем с тобой нынешнем языке золото.
- О господи, бедный Тургенев.
- Кто?
- Да так я, Миша, кое-что из школьного курса вспомнила.
- А...
Они продирались сквозь толпу. Мимо старушек, торгующих постным сахаром, мимо пацанов, пронзительно кричащих: 'Папиросы! Папиросы 'Пушка'!' Мимо женщин с невидящими глазами, вынесшими на рынок осколки годами складывающегося быта, мимо юрких подростков в кепках-малокозырках.
Они шли через этот ссорящийся, гомонящий, торгующий человеческий клубок, ища только им одним нужные лица. Их толкали, извинялись и бранили, но они продолжали свой путь. Купили у старушки постный сахар и пошли дальше, аппетитно похрустывая, приценивались к совсем новеньким сапогам, постояли рядом со старичком, торгующим старыми часами. Потом они выбрались из толпы и подошли к кинотеатру 'Смена'. У входа в кассы толпился народ: шел американский фильм 'Полярная звезда'. На огромной афише был нарисован горящий самолет. Здесь можно было передохнуть. Но напротив кинотеатра была как раз трамвайная остановка, и битком набитые красные вагоны выбрасывали на тротуар десятки людей. День был воскресный, и многие со всех сторон города ехали на рынок.
- Давай отойдем, - сказала Зоя.
Они зашли за кассы кинотеатра, стали у проходного подъезда каменного двухэтажного дома, через него можно было попасть во двор.
- Да, - Мишка полез за папиросами, - к этой сутолоке привыкнуть надо. Сразу не разберешься.
- Это сегодня, - ответила Зоя, - все-таки выходной.
- А в обычные дни?
- В обычные народу мало. Заняты люди, работают.
- Ну а барыги?
- Эти-то здесь крутятся.
Внезапно она замолкла и сжала Мишкину руку:
- Смотри.
Мишка, прикуривая, чуть повернулся и увидел на другой стороне знакомую кепочку-малокозырку и косую грязную челку. Рядом с банкометом стоял высокий сутулый человек в мешковатом, неопределенного цвета костюме. В нем Костров сразу же узнал того самого 'счастливчика', выигравшего две тысячи. Они о чем-то говорили, иногда поглядывая в Мишкину сторону.
'Засуетились, сволочи, - внутренне усмехнулся Мишка, - три куска деньги немалые. Посмотрим, что будет дальше'. Он бросил спичку, повернулся к Зое, взял ее под руку. Девушка сразу же прижалась к нему, улыбаясь, игриво и многообещающе.
- Товарищ сержант, - услышал Костров за своей спиной глуховатый, официальный голос. Он
