Танька полезла в рюкзак еще раз, не обращая внимания на то, что из него посыпалась какая-то мелочь — ручки, расческа, распечатки. Ей были нужны блокнот и любимый тонкий фломастер. Иногда это помогало — выплюнуть на бумагу, выкинуть из себя вон слова, которые вертятся на языке. Слова орали в уши ее же собственным голосом, пульсировали где-то на шее, в сонной артерии, должно быть. Хотелось выгнуться дугой и позволить себе выкрикивать их в окружающее пространство. Но так было нельзя…
Стихи получались так себе — но это лечило, заглушало боль…
Писать получалось только достаточно крупными, почти печатными, но все равно корявыми буквами. Листки, кажется, рассыпались, но Таньке было уже все равно — сжимая что-то в руке, то ли один из листков, то ли фломастер, она закрыла глаза и попыталась отрубиться. Не тут-то было.
Должно быть, она неплотно прикрыла глаза, потому что перед ней явственно обрисовались две пары ног. Первая пара была облачена в кроссовки и черные джинсы, вторая — в тяжелые ботинки и камуфляж.
— Хм-м… — прозвучало откуда-то сверху.
— Да пошли, герцог, наркошек, что ли, не видал? — ответили где-то там же, наверху.
— Видал, хотя и не столько, сколько ты, наверное…
Тут Танька обиделась. Даже если она и походила на наркоманку, то ей не была. Герцог, блин…
Кто-то потянул листок из ее пальцев. Танька не сопротивлялась. Больше всего ее интересовало одно — не наблевать на ботинки незнакомцам. А то ведь этими же ботинками…
— Хм-м… — еще раз прозвучало где-то то ли на небесах, то ли над Танькиной головой.
— Пошли, говорю. Делать больше нечего, что ли?
— Погоди-ка, маршал… Ну-ка, погляди сюда, детка…
Таньку бесцеремонно взяли за подбородок. Она постаралась сфокусировать взгляд. Где-то перед ней находились глаза. Серые такие глаза, две штуки. Левый и правый. Хотя сейчас Танька не могла бы ответить на вопрос, где левый, а где правый. Она зажмурилась, но ее весьма весомо похлопали по щеке.
— Герцог… — обладателю второго голоса явно был не чуждо нытье.
— Погоди, говорю. Это явно наш пациент.
— Иди ты…
— Ну, давай, давай. Смотри на меня.
Танька бы с удовольствием на него смотрела — лишь бы отстал. Но смотреть не получалось.
Неожиданно теплые и приятные пальцы легли на виски и нажали раз, другой, потом плотно впились в голову, нажимая на какие-то неведомые точки. Сначала боль усилилась неимоверно, резко, Танька испуганно хлопнула глазами, уверившись в том, что сейчас-то ее голова и лопнет. А потом боль начала уходить, казалось, что она втягивается в эти пальцы на висках и исчезает.
Зрение стало приходить в норму. Только цвета еще казались слишком яркими. Танька посмотрела на неожиданного благодетеля и его капризного спутника. Благодетель был не особенно высок, едва ли на полголовы выше долговязой Таньки, облачен в камуфляж целиком, включая берет, из-под которого выбивались странного пепельно-седого тона пряди. И весьма широк в плечах. Другой, Маршал — это явно было прозвище, а не звание, был длинным, худым и подчеркнуто стройным. Лицо было утонченно- аристократичным, но что-то неприятно слабое крылось в очертаниях подбородка и нижней губы. Роскошный темно-шатеновый «хвост» был аккуратно уложен на плечо.
Обоих Танька видела в первый раз.
— Давай-ка, поднимаемся… вот, умница. Вот, хорошо. А теперь давай лапу и пошли отсюда.
После приступа и кучи слопанных таблеток ноги заплетались, и Танька повисла на руке «камуфляжного», стараясь найти компромисс между необходимостью держаться за его руку и чувством приличия, не позволявшем висеть на незнакомом человеке. На эскалатор ее просто поставили, взяв под мышки, потом развернули и прижали носом к груди, заглушая ее испуганный писк. Эскалаторов Танька боялась и в лучшие свои дни. Бушлат пропах табаком и еще чем-то пыльным, но приятным. Жесткая ткань царапала бедный ее недавно разбитый нос, но было все равно приятно. «Получу деньги — куплю себе камуфлю…», подумала Танька. И то ли заснула стоя, то ли отрубилась.
Осознала она себя уже в «Трубе», переходе через Ленинский проспект. Место тоже было знакомым — здесь в плохую погоду, вопреки попыткам милиции прекратить безобразие, тусовалась молодежь. Несколько Танькиных знакомых были завсегдатаями этих тусовок, и она сама там временами пила пиво и слушала, как мучают гитары.
В руках у нее была наполовину пустая бутылка красного вина.
— Ну что, полегчало? — не без ехидства спросил тот, кого называли Герцогом.
— Лю-ууди… — задумчиво спросила Танька. — А вы вообще кто?
Новообретенные знакомые переглянулись.
— А ты-то сама, чудо, кто будешь?
— Так нечестно! Я первая спросила! — возмутилась Танька, чувствуя, что язык слегка заплетается, а в теле образуется приятная легкость.
— Я — Герцог Альба. Он — Маршал.
Продолжения в виде данных мамой с папой имен не последовало, но Таньке было не привыкать. Те из ее приятелей, что тусовались в «Трубе», именовали себя еще похлеще. Тут хоть язык не свернешь в попытках выговорить.
— Танька. В смысле, Татьяна, но — Танька.
— Москвичка?
— Угхм… — согласилась Танька, допивая бутылку залпом.
Дальше было еще вино — много вина, потом, кажется, водка, которую принесли какие-то знакомые Герцога и Маршала. Их, знакомых, было большое количество, и все они обращали мало внимания на Таньку, маячившую между парнями. Наличествовали какие-то горе-гитаристы, оравшие не вполне музыкально, но компенсировавшие недостаток слуха и голоса избытком самоуверенности. Еще была разбитая почти под ее ногами пивная бутылка — грозно повернувшийся в ту сторону, откуда она прилетела, Герцог никого не засек среди толпы. Милицейский патруль, в неласковых выражениях требующий от отдельных товарищей и групп товарищей убираться отсюда подальше. Шум, гам, и прочий стандартный набор веселья в «Трубе». Чем больше Танька пила — бутылки методично вкладывал ей в руки Герцог, — тем более нормальным казалось ей происходящее…
Проснулась Танька непонятно где. Голова ее, вновь болящая, но на этот раз по вполне понятным и устранимым причинам, помещалась на коленях Герцога, то, что от пояса и ниже — на чем-то сидело. И все это, включая Маршала по левую руку от нее, куда-то ехало. Подозрительно походя на автобус.
— Э-э-э-э-это где я? — шкрябая сухим языком по еще более сухому небу, спросила Танька.
Герцог слегка склонил голову, и Танька заметила спускающиеся от его ушей тонкие проводки наушников. Танька резко села, толкнув локтем Маршала, но тот спал нетрезвым сном и не проснулся.
«„Уши“-то сними!» — жестами показала Танька, заодно разглядывая Герцога. Резкие скулы, короткий прямой нос, мощный подбородок. Хорошее, правильное, не сильно обремененное интеллектом мужское лицо. Только глаза ему не соответствовали — какие-то… «прозрачно-дикие», изобрела определение Танька. Серые, льдистые и очень, очень странные.
Герцог полез под бушлат, отключая звук в наушниках.
— Это где же я? — еще раз спросила Танька.
