оглянулся на дом и усмехнулся.
Все, теперь он уедет в Швецию, купит домик у моря и тихо дождется конца этого бардака, который Почему-то называют войной.
– В чем дело, прапорщик! – раздался у ворот властный голос.
И Копытин различил два офицерских силуэта. Вот же нанесла нелегкая. Он переложил наган из кобуры в карман шинели и зашагал к воротам.
– В чем дело, господа? Мы из… – Он не договорил. Прямо перед ним стоял его бывший командир батальона подполковник Львов. – Поручик Копытин? – Львов лапнул крышку кобуры. – Вы арестованы! Копытин выдернул из кармана наган.
– В машину! – крикнул он Сабану и дважды выстрелил в подполковника.
Но тут что-то горячее ударило его в грудь и запрокинулись фонари, дома, улица. Штабс-капитан Климов дважды выстрелил вслед убегавшим прапорщикам. Один словно споткнулся, но продолжал бежать. Второй выхватил автоматический пистолет и расстрелял всю обойму в сторону Климова. Тяжелые пули зацокали по стене, обдав лицо секущей каменной крошкой. Климов вскинул наган, но машина уже сорвалась с места, и он выпустил оставшиеся четыре пули вслед авто.
Говорить Немировский не мог, он сидел в кабинете, уставившись в одну точку и что-то мычал. Судебный врач Брыкин отпаивал его какими-то каплями из своего бездонного саквояжа.
– Никак, его удар хватил, Иван Иванович? – спросил Литвин.
– Да нет, Бог миловал, это у него нервное, взяли у него мазурики много. – Понял. – Литвин оглядел кабинет.
Ничего. Просто ничего, за что зацепиться, в комнате не было. На письменном столе две использованные сургучные палочки, окурок папиросы. Литвин взял его, достал лупу. Папиросы-то были заказные, на гильзах монограмма «КЛ» золотом нарисована. Если эти папиросы курил преступник, значит, маленькая зацепочка есть.
– Ты, Орест, иди с Богом, посмотри в других комнатах, как он в себя придет, я позову.
В гостиной сидел штабс-капитан Климов. Он курил и неохотно отвечал на вопросы Бахтина, всем своим видом показывая, как ему, фронтовому офицеру с орденом Владимира с мечами и бантом и георгиевским золотым оружием неприятен разговор с полицейским чиновником.
– Господин штабс-капитан, – Бахтин зло прищурился, – мне кажется странным, что вы вроде бы покрываете убийцу своего командира.
– Это дело военное, мы должны его решать промеж собой, а здесь целое полицейское разбирательство. – Простите, а вы какое училище кончали? – Александровское.
– Странно, что вы обо мне не слышали, – усмехнулся Бахтин.
– О вас? – С нескрываемым презрением спросил офицер. – А собственно, почему я должен был о вас слышать, милостивый государь. Александровское военное училище не готовит полицейских чинов.
– Моя фамилия Бахтин, на мне чин надворного советника, что по табели о рангах соответствует подполковнику… – Простите, как ваша фамилия? – Бахтин. Я закончил Александровское…
– Дуэль, – лицо Климова изменилось, – конечно, я слышал о вас, господин надворный советник…
– Называйте меня Александром Петровичем и помните, что нынче вы говорите с однокашником.
– Ну конечно! Мы с подполковником Львовым были в соседнем доме, я не знаю, как точно называется данное медицинское учреждение, наводили справки о его сестре, работающей в полевом санитарном поезде. Я ждал подполковника, потом он появился, веселый очень, и мы вышли на улицу У соседнего дома стоял военный автомобиль «Руссо-Балт». – Вы точно уверены?
– Абсолютно, авто моя слабость. Хочу добавить, что вожу авто, знаю двигатель, поэтому откомандирован на краткосрочные курсы при Политехническом институте и буду переведен в бронедивизион Западного фронта. – Вопрос снимаю, – улыбнулся Бахтин.
– В доме 68, у подполковника Львова проживал однокашник, и мы решили зайти, у ворот встретили двух прапорщиков, нагруженных казенными мешками, они не уступили дорогу подполковнику, и он сделал им замечание. Тут и появился поручик Копытин. – Убитый вами… – Но он…
– Мы не имеем к вам никаких претензий. Только прошу мне рассказать о нем.
– Я мало его знал. Павлон. Вышел в лейб-гвардии Литовский полк, мне говорили, что за растрату приварочных денег, был списан в Навогинский полк. Говорили, что нечестно играл. Но офицер был храбрый и дельный, правда, солдаты его не любили. Не могу сказать точно, у него дядя крупная фигура в столице, не то сенатор, не то… Впрочем, боюсь соврать. – Почему он дезертировал?
– Дело в Галиции было, мы захватили у австрийцев ящик с ценностями. И командир полка поручил Копытину и подпрапорщику Хохлову отвезти ценности в дивизию. – А что за ценности?
– Золото из музея. Старинные кубки, блюда, кресты. Я не знаю, но список наверняка есть в контрразведке. Было циркулярное письмо. Короче, через два дня нашли убитого Хохлова и взломанный ящик, а Копытин исчез. И вдруг…
– Виктор Петрович, позвольте я вас буду так называть. – Бахтин достал папиросу. – Не желаете? Расскажите об этих прапорщиках.
– Одного я не разглядел, а у второго такое неприятное крупное актерское лицо. – Почему актерское?
– Бритое и мятое какое-то. Одного я, видимо, ранил. И конечно четыре дырки ищите в машине. – Вы так уверены. – Абсолютно. – Климов засмеялся.
Звеня шпорами, вошел подполковник Тыщинский, пристав первого участка Казанской части.
– Голубчик, Александр Петрович, хорошо, что вы это дело-то взяли, значит, не зря мне ночью жареный гусь снился. Здравия желаю, штабс-капитан, терпите, влипли в полицейскую историю. Как пострадавший-то наш? – Вы садитесь, Павел Альфредович, – засмеялся Бахтин, – а то от ваших шпор да шашки грохоту, как от всего полицейского резерва.
– А мы у полковника Григорьева знатный банчок сообразили, а тут телефон. Ну кто эту гадость изобрел? – А что, и полицмейстер приехал? – Конечно. – Значит, работать спокойно не дадите.
А в прихожей густой начальственный голос разносил городовых, что-то гремело, звенело, падало.
– Александр Петрович. – В дверь гостиной заглянул Брыкин. – Прошу простить, господа. Бахтин вышел в коридор. – Можете говорить с хозяином.
Немировский лежал на диване, в углу горело маленькое бра, поэтому лицо его белело почти неразличимым пятном, на черном фоне кожаной обивки.
– Борис Сергеевич, я надворный советник Бахтин, чиновник для поручений сыскной полиции, вы могли бы ответить на мои вопросы?
– Они сказали, что из контрразведки, документы показали. – А вы проверили? – Я звонил в контрразведку… – Номер? – 406 – 94.
– Литвин, – не оборачиваясь, сказал Бахтин. – Что они взяли?
– Драгоценности, бумаги, десять тысяч франков, четыреста тысяч ассигнациями. – Вы можете описать мне прапорщиков?
– Я видел одного, неприятный такой… бритый, как актер.
– Александр Петрович, -наклонился к нему Литвин, – телефон этот летнего театра «Аквариум». – Едем.
В прихожей Бахтин подозвал надзирателя Свиридова.
– Мы уезжаем, а ты все запротоколируй вместе с помощником пристава. И выясни, где швейцар и городовой. Почему их не было. – Сделаю, Александр Петрович.
За Свиридова Бахтин был спокоен. Сыщик он неважнецкий, зато мастер писать протоколы. Умел он это делать и, главное, любил. На лестнице Бахтин спросил: – Гильзы собрали?
– Да, – Литвин вынул одну из кармана, – из кольта стрелял, жиганское отродье.
Давненько на памяти Бахтина такого не было. Правда, несколько лет назад начальник Московской сыскной полиции Кошко разоблачил группу мошенников. Они, переодевшись в форму жандармских офицеров, вымогали деньги у купцов и мелких фабрикантов. Но чтоб так нагло. Но военное время предлагало особые условия. Преступность стала более дерзкой и жестокой. Слишком много оружия ходило