угодно, но чтобы перед ним извинялись, да еще одаривали деньгами — такого не придумаешь...
Моравский смотрел на его красивое разгневанное лицо и думал, что майор Братковский ошибается — этот тип совсем не так примитивен.
— Тем не менее неприятно получать подзатыльники за других, — с обиженной улыбкой сказал Моравский.
— Вы имеете возможность передать услышанное Братковскому, — запальчиво ответил Дружиловский и продолжал: — Можете еще сказать ему или кому угодно, что, пока такие люди, как он, работают в вашем ведомстве, от этого дело не выигрывает.
Моравский, помолчав немного, сказал:
— Ему я это не передам... — он подчеркнул интонацией, что кому-то другому передаст, и продолжал: — Тем более что Братковский больше не имеет никакого отношения ни к вам, ни ко мне. И давайте лучше, как выражаются картежники, начнем с новой колоды. Не согласны ли вы возобновить вашу полезную для Польши работу?
Дружиловский долго молчал, хотя думать над ответом не было необходимости. Приятно было видеть, как Моравский ждет.
— Что конкретно вы хотите от меня? — спросил он наконец.
— Считаю ваш вопрос ответом. — Моравский подал ему лист бумаги.
Это был документ вербовки Дружиловского, оформленный в Ревеле редактором Ляхницким.
— Я попросил бы вас еще раз поставить здесь свою подпись и новую дату, — вкрадчиво произнес Моравский.
Потянув еще немного, Дружиловский вздохнул, взял со стола ручку, расписался.
— Я рад, что все это позади, — сказал Моравский дружелюбно. — Отныне только дело, и я уверен, что мы поладим. Вы по-прежнему связаны с господином Андреевским?
— В известной степени.
— Насколько нам известно, он ведет активную переписку с русскими монархическими лидерами во всем мире и хорошо осведомлен об их планах в отношении большевистской России. Вы понимаете, как нам важно это знать.
Дружиловский наклонил голову.
— Хорошо. Срок?
— Как можно скорее.
— У вас все? — Дружиловский встал, сдержанно поклонился и направился к дверям. Он не взял пакет с деньгами и ждал, когда его остановят.
— Пан Дружиловский, вы забыли!.. — Моравский встал из-за стола и, как бы взвесив пакет на руке, улыбаясь, сказал: — Такая забывчивость дорого стоит.
— Но мне помог польский Красный Крест, — Дружиловский кивнул на плакат, небрежно сунул пакет в карман и поклонился.
Моравский посмотрел ему вслед, вернулся к столу и написал телеграмму в Варшаву:
«Начало флирта вполне успешное».
Операция против Дружиловского имела условное название «Флирт».
В тот же день Дружиловский на конспиративной квартире подробно пересказал доктору Ротту свой разговор с Моравским, с особым смаком, воспроизводя даже интонацию, повторил то, что сам сказал поляку. Немец слушал и осторожно поглаживал белой рукой голову. Он испытывал удовлетворение: его расчет оказался точным. Сегодня Дружиловский ему положительно нравился.
— Поздравляю вас, — произнес доктор Ротт, чуть приоткрывая тонкие губы, и вдруг заговорил отрывисто резко, будто диктовал приказы: — В ресторане больше работать не нужно. С сегодняшнего дня вы живете в этой квартире. Копию переписки Андреевского для поляков дадим вам мы. Каждую встречу с ними будем использовать в наших интересах. Теперь у вас будет собственное лицо, — немец вынул из портфеля лист с машинописным текстом. — Вы напечатаете это в русской газете «Руль». Счет за публикацию передадите мне. Это объявление об открытии вами информационного агентства по борьбе с московским Коминтерном. Контора будет здесь, в квартире. О характере деятельности поговорим позже. Последнее — в свое время вы называли господина Зиверта одним из ваших знакомых в Берлине. Это вам пригодится. У меня все.
Доктор Ротт по-военному выпрямился, вставая, и, взяв портфель, вдруг спросил:
— Сколько денег вам дали поляки?
— Пятьсот марок, — ответил Дружиловский, хотя получил тысячу.
— Я рад за вас, — скупо улыбнулся доктор Ротт. То ли он знал, сколько на самом деле получил его агент, то ли был рад за него — неизвестно.
Утром Дружиловский вышел из своей новой квартиры и направился в «Станицу» забрать свои немудрые пожитки.
Выходя из дому, он заметил, как полицейский, стоявший на перекрестке, быстро перешел на тротуар.
— Прошу предъявить документы!
Дружиловский неторопливо достал свое временное удостоверение, выданное доктором Роттом.
— Это не документ, — сказал полицейский, не читая бумажки. — Следуйте за мной в полицей- президиум.
В массивном мрачном здании они зашли в комнату на первом этаже. Полицейский приказал ждать.
— Разрешите позвонить по телефону? — попросил Дружиловский.
— Это не в моей компетенции, — ответил полицейский и ушел.
Дружиловский осмотрелся. Комната похожа на тюремную камеру: стол, стул, у стены — деревянная скамейка. Глухая тишина... Он отметил все это как сторонний наблюдатель, так как был уверен, что недоразумение сейчас же будет улажено. Но прошло десять минут... двадцать... тридцать... Он подошел к двери, подергал, она была заперта.
Черт побери, что это такое? Не мог же доктор Ротт не знать, что удостоверение неправильное. Может, ловушка? Но это невероятно! Вчера доктор Ротт был им доволен, поздравлял с успехом. И потом это объявление об открытии конторы. Он вынул его из кармана и перечитал. Может быть, здесь зарыта собака? От греха подальше он засунул объявление в ботинок. Подождем... Он стал подробно вспоминать свой вчерашний разговор с доктором Роттом, Почему немец улыбнулся, услышав, сколько денег дали ему поляки? Может, они в сговоре?
Совершенно измученный безысходными размышлениями, он сидел на скамейке, поникший, уже готовый к любым неожиданностям.
Спустя полтора часа вернулся полицейский, велел следовать за ним и привел в кабинет, где сидел пожилой человек в мундире с блестящими нашивками на воротнике. Он держал в руках его удостоверение и, едва тот переступил порог, сказал:
— Если у вас больше никаких документов нет, я не могу понять, как вы оказались в Германии.
— Я прошу вас... позвоните по телефону... в министерство иностранных дел, доктору Ротту.
— Зачем? — поднял плечи полицейский чиновник. — Министерство занимается своим делом, а мы — своим. Скажите-ка лучше, где вы добыли эту бумажку?
— Там... в министерстве иностранных дел.
— Бог ты мой, но при чем тут это министерство, если речь идет о праве проживать в стране? — чиновник начинал злиться.
— Я плохо знаю ваши порядки... — пробормотал Дружиловский, он уже окончательно решил, что его умышленно загнали в ловушку.
— Ну а я порядки знаю, — продолжал чиновник. — И поэтому я должен вас арестовать.
В это время в кабинет вошел человек, которого Дружиловский сразу узнал. Появление этого человека подтверждало, что все происходящее отнюдь не случайность.
Вошедший небрежно кивнул чиновнику и вдруг удивленно, точно не веря своим глазам, уставился на Дружиловского.
