ночевал у тебя.
– Ночевал?! Ну, это слишком! Да, был он у меня. Нюни до колен распустил, ныл, чтобы я с Леной поговорила. Как будто я сваха какая-то. Допоздна был, потом уехал. А следователю сказал, что всю ночь со мной был. Как будто я шлюха какая-то, чтобы с ним спать. Ты думаешь, мне не обидно было? Думаешь, я не жалею, что не предоставила ему алиби?
– Зачем тебе жалеть? Его в убийстве обвиняют, а не тебя.
– Честно тебе скажу, ведь я так и думала. Пусть лучше его в убийстве обвиняют, чем меня. А он шум поднял, адвоката подключил, про Игоря Корчина рассказал, про его компаньона. Антона проверять стали, меня. А теперь дело дошло до того, что Антон следы подчищает. И Дарью за собой возит. Может, уже и не возит. Возможно, и похоронил где. А ты чего за нее так волнуешься? Влюбился?
– Нет.
– Смотри, я ревную.
Павел хотел сказать, что ему все равно, ревнует она или нет, но промолчал. Иссяк его порыв чувств, и не хотелось больше терзать Эльвиру. Она его врач, и он должен относиться к ней с уважением. Хотя, конечно, она еще та сука.
6
Торопов с интересом рассматривал дом, куда его привезла Эльвира. Он стоял на отшибе небольшой деревеньки, на пологом холме, откуда открывался прекрасный вид на Волгу. Место превосходное: поля, река, дикая природа, воздух такой, что его пить можно, как кислородный коктейль. Здесь бы отлично смотрелся роскошный особняк с мезонином и террасами, но домик был самый обыкновенный. Новый, из обычного кирпича, небольшой, десять на десять метров, а то и меньше. И совершенно никаких архитектурных изысков – правильной формы коробка, крыльцо и козырек. Крытая дешевым ондулином крыша, печная труба. Ограда высокая, но сплошь из сетчатых секций, закрытых порванной во многих местах белой полиэтиленовой пленкой. От ворот к дому тянулась бетонная дорожка. К кирпичному гаражу в глубине двора нужно было ехать по целине, что густо заросла бурьяном.
– В огороде бузина, в Киеве – дядька, – хмыкнул Павел, ногой пытаясь примять разросшуюся траву.
Надо же было как-то пройти от машины к дому.
– Нет у меня дядьки в Киеве, – тем же ироничным тоном сказала Эльвира. – Да и не хочу я, чтобы какой-то дядька нам тут мешал. Мы здесь одни будем.
– Да я уже понял, что здесь никто не живет.
– А кого бы я сюда впустила? Это мой дом, я для себя его строила.
– В такой глуши? Зачем?
– На всякий пожарный.
– На случай, если жареный петух клюнет, – слегка перефразировал высказывание женщины Павел. – А это рано или поздно должно было случиться. Жареный петух знает про этот дом?
– Если бы знал, я бы тебя сюда не везла. И сама бы не приехала. Дом тайно строила. Людей наняла, деньги заплатила.
– А дом у Карьянки чей?
– Ничей.
– То есть как это ничей?
– Да так. Больной один умер, а родственников не осталось. Так и стоит дом, никому не нужный.
– Чего тогда в собственность не оформили? Вы же спецы по этой части, – не без сарказма проговорил Торопов.
– Антон этим занимался. Собирался оформить, но прозевал момент.
– А родственники куда подевались?
– Не было. Не было, и все, – отмахнулась Эльвира.
– А может, все-таки подевались?
– Может, в дом пойдем? А то холодно, – поежилась женщина.
Ветер задувал за ворот, но насчет холода она все-таки погорячилась. Вполне комфортная температура, и солнце еще не скрылось за горизонтом. А воздух какой… Но Эльвира хотела сменить тему, и ей это удалось. Тем более что Павлу интересно было заглянуть в дом.
На всякий случай он вынул из-за пояса пистолет, передернул затвор.
– Ты что, боишься? – открывая дверь, изобразила удивление Эльвира.
– Небереженого конвой стережет. И это в лучшем случае. А то ведь и крест могильный на страже встать может. Если поставят…
– Ну, берегись, берегись, – усмехнулась Архипова. – Мне и самой так спокойнее будет.
Тревоги Павла оказались напрасными: дом пустовал. Изнутри он имел такой же незаконченный вид, как и снаружи. Стены оштукатурены, белая грунтовка лежит плотным ровным слоем, но обои наклеены только в кухне и спальне. Дощатый пол свежий, пахнет сосной, однако лак на нем только в гостиной, в виде бесформенного пятна – видно, кто-то перевернул в комнате открытую банку. Здесь было пыльно, гулко, но мусор по углам не валялся, под ногами не шуршал. Все лампочки на месте, не важно, что без люстр и абажуров, выключатели, розетки вправлены в свои гнезда. Мебели почти нет. На кухне два стола, один тянется вдоль стены, и на нем пылится кое- какая утварь, другой стоит посреди комнаты, вокруг него четыре табуретки. Мойка с дешевой раковиной и медным краном, в котором не было воды. В прихожей и гостиной мебели нет вообще, зато в спальне Павел обнаружил двуспальную кровать из одного гарнитура и трехстворчатый шкаф из другого.
Середину дома занимала большая, отделанная керамической плиткой печь, своими стенами она частично выходила в кухню, гостиную и спальню. Топка располагалась в прихожей, а санузел, как оказалось, не отапливался вообще.
Санузел сплошь был выложен кафельной плиткой, здесь стояли большая ванна, унитаз, но в кране опять же не было воды.
– И где у нас вода включается? – спросил Павел, закручивая вентиль крана.
– В колодце, – плечом приткнувшись к дверному косяку, грустно улыбнулась Эльвира.
– Насос включить надо?
– Нет, барабан крутить. Обычный колодец, без насоса. И ведра там должны быть.
– А как же кран?
– Труба во двор выведена, но к водопроводу не подключили.
– А это? – показал на унитаз Павел.
– И здесь труба, но выведена в овраг. Людей поблизости нет, санэпидемстанцию вызывать некому.
– А если труба зимой замерзнет? – на всякий случай спросил Торопов.
– Мне нравится ход твоей мысли, – ласково улыбнулась женщина. – Мне нравится, что ты собрался жить со мной как минимум до зимы.
– До зимы еще дожить надо.
– Это зависит только от нас. Поверь, Антону неизвестно это место. Никто про него не знает.
– Это я уже слышал. Но все-таки лучше нос держать по ветру.
Павел подошел к окну, выглянул во двор. Низкий дом, забор мешает наблюдать за подступами к нему, но если подняться на чердак…
– Занавесок на окнах нет, – сказала Эльвира. – Надо бы в магазин съездить…
– Нужно полиэтилен с забора снять, – поделился он своими соображениями.
– И на окна повесить?
– Я похож на сумасшедшего? Нет, просто снять. И траву вокруг дома выкосить. И во дворе. Тогда деревню можно будет видеть, дорогу от нее. А место здесь отличное, поля вокруг, незаметно к дому не подойдешь.
– Тебе виднее, ты мужчина – на тебе охрана.
– А на тебе обед.
Они побывали в магазине, где отоварились на неделю вперед. И продуктов полные пакеты, и вина целый ящик. Только все это не радовало Павла так, как в прошлый раз, когда они с Эльвирой собирались пировать в доме на берегу моря. Тогда он был жизнерадостным. Да и она другая была. Вернее, он воспринимал ее по- другому. И себя тоже.
– Надо газ включить, – сказала женщина. – Если баллоны не стащили…
Баллоны с природным газом были на месте, в специальном ящике за домом. Павел открыл вентиль, и Эльвира смогла зажечь плиту на кухне. Он же занялся печью. Для этого ему пришлось взяться за топор. Гора березовых чурок громоздилась за домом, и Торопову пришлось потрудиться, чтобы расколоть с десяток-другой из них на поленья.
Еще нужно было скосить траву, чтобы загнать машину в гараж, но косы, как оказалось, здесь никогда и не было. И серпа тоже. О бензомоторном триммере и говорить не приходилось. Поэтому, растопив печь, Павел занялся машиной, не сдвигая ее с места. Он тщательно обследовал ее снизу доверху, пытаясь найти радиомаяк или что-то в этом роде, но, к счастью, ничего не обнаружил.
Эльвира потушила овощи с мясом, приготовила салат, открыла бутылку вина, наполнила бокалы.
– Тебе много нельзя, – сказал Торопов, усаживаясь за стол. – В деревню надо ехать, за косой.
– А я много и не буду, – элегантным движением подняв свой бокал, с лукавой улыбкой сказала женщина. – Много будет вечером.
Павел тоже поднял бокал, снизу обжав его пальцами так, будто пытался нагреть вино теплом своих рук. Круговым движением пронес бокал мимо носа, вдыхая аромат напитка.
– Мне кажется, мой букет более насыщенный, чем у тебя, – с видом знатока сказал он.
– Вино из одной бутылки, – удивленно повела Эльвира бровью.
– И все-таки…
Ловким движением Павел забрал у нее бокал, а взамен отдал свой.
– Ты думаешь, что я собираюсь тебя отравить? – возмутилась женщина.
– Думаю, – кивнул он. – Но не думаю, что это цианид. Хотя все возможно.
– Сам ты цианид! – Архипова в два глотка осушила бокал и с такой силой поставила его на стол, что у него лопнула и отвалилась ножка. – Нет там ничего!
– И хорошо, что нет. А то я предсмертную записку еще не написал. Лена написала, а я нет. Или не писала?
– Писала.
– Тогда, когда в первый раз пыталась покончить с собой?.. Или не пыталась?
– Пыталась. Правда, пыталась.
– Склонность к суициду – это уже повод для того, чтобы закрыть ее в психушке. Но проще было ее убить. Ведь предсмертная записка была. И никто ее не видел, кроме тебя, так?
– Это Вика тебе рассказала?
– Нет, сам догадался. А записка не вся была. Лена про тебя плохо написала, да?
– Может, не будем про это? – поморщилась Эльвира. – Что было, то было.
– Да уж, – кивнул Павел. – Я помню, как в Карьянке Антон доставал из шкафа две рюмки, наливал в них коньяк, а потом я провалился в сон. Рюмки были пустые, и наполнял он их из
