Лиза хихикнула.
– Это что было? - спросил Том Хастингс, резко оборачиваясь.
– Я ничего не слышал, - поднял голову Эбенезер Болджер.
Лиза снова хихикнула. Потом она сложила губы трубочкой и дунула прямо перед собой, так что получился сначала свист, а потом - словно ветерок пронесся где-то вдали. Лампочка под потолком кладовки замигала, зашипела и потухла.
– Чертовы пробки, - сказал Эбенезер Болджер. - Пошли, чего время терять?
Ключ повернулся в замке, и Лиза и Ник снова остались одни.
– Он сбежал, - сказал Эбенезер Болджер. Нику было слышно, как приятели говорят под дверью.
– Не мог он сбежать из этой комнаты. И спрятаться ему там негде. Мы бы увидели, если б он там был.
– Этот Джек будет недоволен.
– А кто ему скажет.
Тишина.
– Эй, Том Хастингс! Куда делась брошь?
– Что? Брошь? Вот она. Я ее прибрал в безопасное место.
– Безопасное место? У тебя в кармане? Забавные у тебя безопасные места! Сдается мне, у тебя на нее свои виды - хочешь сбежать с ней, чтоб моя брошь тебе досталась!?
– Твоя брошь, Эбенезер? Твоя? Может, все-таки наша?
– Наша, как же! Что-то я тебя здесь не видел, когда я отобрал ее у мальца.
– У того мальца, которого ты даже не смог запереть, чтоб отдать этому Джеку, да? А ты знаешь, что он с тобой сделает, когда узнает, что ты отпустил мальчишку, которого он ищет?
– Может, это не тот мальчишка. Мало ли их в нашем мире - с чего бы этому быть именно тем? Да он, небось, сразу драпанул через заднюю дверь, стоило мне отвернуться.
А потом Эбенезер Болджер вдруг сказал тонким, вкрадчивым голосом:
– А об этом Джеке не беспокойся, Том. Точно тебе говорю - не тот это мальчишка. Старый я стал, глаза подводят. Смотри-ка, сливянка кончилась… а не выпить ли нам доброго виски? У меня есть в кладовке. Подожди-ка минуту.
Дверь кладовки снова отворилась и вошел Эбенезер. В руках у него были трость и фонарик, а на лице - выражение еще кислее обычного.
– Если ты все еще здесь, - негромко и злобно сказал он, - даже не думай сбежать. Я уже вызвал полицию, так-то вот.
Порывшись в столе, Эбенезер достал ополовиненную бутыль виски, а потом - крошечный черный пузырек. Он налил из пузырька несколько капель в бутыль и спрятал его в карман.
– Брошь моя, и только моя! - почти беззвучно прошептал он, и крикнул в сторону лавки:
– Иду, Том, иду!
Он обвел взглядом кладовку, снова не заметив Ника, и вышел, держа бутыль прямо перед собой. Дверь он запер.
– Вот, смотри, - услышал Ник голос Эбенезера за дверью. - Давай-ка стакан, Том. От глотка доброго виски грех отказываться. Скажешь, когда хватит.
Тишина.
– Дешевое пойло. А ты чего не пьешь?
– Да мне сливянка что-то не пошла. Подожду минуту, пусть в животе успокоится…
И вдруг:
– Эй! Том! Ты что сделал с моей брошью?
– Так это опять твоя брошь? Стой! Что-то мне нехорошо… ты мне что, подлил чего-то, гад?
– А даже если и подлил? У тебя на лице написано, Том Хастингс, что ты задумал! Ворюга!
А потом раздались крики, шум, что-то треснуло и с грохотом повалилось на пол… а потом наступила тишина.
Лиза сказала:
– Давай-ка быстрее выбираться отсюда.
– Но дверь же заперта! - Ник посмотрел на Лизу. - Ты можешь что-нибудь сделать, чтоб ее открыть?
– Я? Не знаю я такого колдовства, чтоб выколдовать тебя из запертой комнаты.
Ник сел на корточки и посмотрел в замочную скважину. Ключ остался в замке. Ник задумался, потом его лицо осветила улыбка. Он схватил мятую газету из коробки поблизости, расправил ее, как только мог, протолкнул под дверь и оставил в кладовке только самый кончик.
– Это что за игры? - нетерпеливо спросила Лиза.
– Нужно что-то вроде карандаша, только потоньше… вот, подойдет.
Он взял тонкую кисточку со стола, сунул ее обратным концом в скважину, покачал и толкнул ключ вперед.
С глухим звяканьем ключ вывалился с обратной стороны прямо на газету, Ник потянул ее за уголок и втащил ключ в кладовку.
Лиза радостно засмеялась.
– Хитро, парень, - сказала она. - Да ты умен, как я погляжу.
Ник вставил ключ в замок, повернул его и распахнул дверь.
На полу лавки, в которой, похоже, не осталось ничего целого, лежали без движения Том Хастингс и Эбенезер Болджер, один поверх другого, усыпанные обломками часов и стульев.
– Они умерли? - спросил Ник.
– Увы, нет, - вздохнула Лиза.
На полу рядом с телами сияла чистым серебром брошь, и вокруг алого камня струилось змеиное тело, увенчанное маленькими головами, в глазах которых, если присмотреться, сияли ликование, алчность и удовлетворение.
Ник сунул брошь в карман, где уже лежало тяжелое стеклянное пресс-папье, кисточка и баночка с краской.
– Это тоже возьми, - сказала Лиза.
Ник посмотрел на карточку с черным обрезом, на которой было написано единственное слово: «Джек». Она ему не нравилась. Было в ней что-то знакомое, что-то, будившее старые воспоминания, что-то опасное.
– Мне она не нужна.
– Ее нельзя оставлять им, - сказала Лиза. - Они хотели с ней что-то сделать, чтоб тебе было плохо.
– Не нужна она мне, - упорствовал Ник. - В ней зло. Ее надо сжечь.
– Нет! - вскрикнула Лиза. - Не вздумай! Нельзя ее жечь!
– Тогда отдам ее Сайласу, - сказал Ник, сунул карточку в конверт, чтобы как можно меньше касаться ее, а конверт положил во внутренний карман старой куртки, рядом с сердцем.
За две сотни миль оттуда этот Джек проснулся и принюхался. Он встал и спустился на кухню.
– Чего тебе? - спросила его бабушка, помешивая варево в большом котле на плите. - Что стряслось?
– Не знаю, - ответил он. - Что-то происходит. Что-то… интересное.
И он облизнулся.
– И вкусное, - добавил он. - Очень вкусное.
