– Как скажешь. Но Люсиль Болл, которая говорит со мной из телевизора, на несколько порядков безумнее всего, что со мной до сих пор случилось.
– Это не Люсиль Болл. Это Люси Рикардо. И скажу еще вот что… я даже не она. Просто в этом контексте так проще выглядеть. Вот и все. – Она неловко поерзала на кушетке.
– Кто ты? – спросил Тень.
– О'кей. Хороший вопрос. Я – «дурацкий ящик». Я – Ти-Ви. Я – всевидящее око и мир катодного излучения. Я – паршивая трубка. Я – малый алтарь, поклоняться которому собирается вся семья.
– Ты телевидение? Или кто-то на телевидении?
– Телевизор – алтарь. Я – то, чему люди приносят жертвы.
– И что они жертвуют?
– В основном время, – сказала Люси. – Иногда друг друга. – Подняв два пальца, она сдула с них воображаемый дым, потом подмигнула, кокетливо прищурила глаз – заставка-символ шоу «Я люблю Люси».
– Ты бог? – спросил Тень.
Ухмыльнувшись, Люси манерно затянулась.
– Можно сказать и так.
– Сэм просит передать привет.
– Что? Какой Сэм? Что ты несешь? О ком ты говоришь?
Тень поглядел на часы. Двадцать пять минут первого.
– Не важно, – сказал он. – Ну, Люси-в-телевизоре. О чем нам нужно поговорить? Слишком многим в последнее время нужно поговорить. Обычно это кончается тем, что меня кто-нибудь бьет.
Наезд камеры: Люси выглядит озабоченной, губы поджаты.
– Ненавижу это. Мне так неприятно, что тебе сделали больно, Тень. Я бы никогда так не поступила, милый. Нет, я хочу предложить тебе работу.
– И что надо делать?
– Работать на меня. Я слышала, какие у тебя были неприятности с труппой «Агент-шоу», и скажу, на меня большое впечатление произвело то, как ты с ними обошелся. Эффективно, рационально, по-деловому, эффектно. Кто бы мог подумать, что ты на такое способен? Они вне себя от ярости.
– Правда?
– Они тебя недооценили, дорогуша. Я такой ошибки не допущу. Я хочу, чтобы ты был в моем лагере. – Встав, она пошла на камеру. – Давай рассуждать здраво, Тень: мы – грядущее. Мы – универмаги и супермаркеты, а твои дружки – дрянные аттракционы у дороги. Господи, мы – онлайн-магазины, а твои дружки сидят на обочине хайвея и продают свои продукты с тележек. Нет, они даже не торговцы фруктами. Продавцы кнутов для бричек. Латальщики корсетов из китового уса. Мы – теперь и завтра. А твои дружки – уже даже больше не вчера.
Это была до странности знакомая речь.
– Ты когда-нибудь встречала жирного мальчишку с лимузином? – спросил Тень.
Разведя руки, она комично закатила глаза – забавная Люси Рикардо, которая умывает руки от катастрофы.
– Техномальчика? Ты познакомился с техномальчиком? Послушай, он неплохой парнишка. Он один из нас. Просто он не умеет разговаривать с незнакомыми людьми. Поработав на нас, сам увидишь, какой он потрясающий.
– А если я не хочу на вас работать, Я-люблю-Люси?
В дверь квартиры Люси постучали, и послышался голос Рики за сценой, который спрашивал Лу-у-си, что ее так задерживает, им в следующей сцене надо быть в клубе; на мультяшном личике Люси промелькнуло раздражение.
– Черт, – ругнулась она. – Послушай, сколько бы ни платили тебе старики, я заплачу вдвое. Втрое. Во сто раз. Что бы они тебе ни дали, я могу дать намного больше. – Она улыбнулась великолепной, задорной улыбкой Люси Рикардо. – Только скажи, милый. Что тебе нужно? – Она начала расстегивать пуговицы блузки. – Эй? Тебе когда-нибудь хотелось увидеть грудь Люси Рикардо?
Экран погас. Включилась функция «сон», и телевизор умер. Тень поглядел на часы: половина первого.
– Нет, пожалуй, – сказал он.
Перевернувшись на бок, он закрыл глаза. Тут ему пришло в голову, что причина, почему ему больше нравятся Среда, мистер Нанси и все остальные, чем их противники, довольно проста: возможно, они грязны, возможно, они дешевка, и кормежка у них дерьмовая на вкус, но они хотя бы не говорят штампами.
И, подумалось ему, в любой день он, пожалуй, предпочтет супермаркету придорожный аттракцион, каким бы дешевым и бесчестным или печальным он ни был.
Утро застало Тень в пути – он ехал по холмистой равнине, поросшей жухлой травой, над которой временами возвышались безлистые деревья. Последний снег исчез. Тень заправил бак своей колымаги в городке, команда которого приняла участие в чемпионате штата по бегу на триста метров среди женщин младше 16 лет, и, надеясь, что не одна только грязь скрепляет кузов, прогнал машину через мойку при заправке. К немалому его удивлению, машина, будучи вымыта, оказалась вопреки всем ожиданиям белой и почти не ржавой. Он поехал дальше.
Небо над дорогой было невероятно голубое, и белый промышленный дым, поднимавшийся из труб завода, замирал – будто фотография. С сухого дерева вспорхнул и полетел в его сторону ястреб, его крылья вспыхивали в солнечном свете словно череда стоп-кадров.
Несколько часов спустя он сообразил, что подъезжает к восточному Сент-Луису. Попробовав его объехать, он оказался в местности, более всего напоминавшей квартал красных фонарей среди промзоны. Восемнадцатиколесные фуры и гигантские краны стояли возле складов с огромными и яркими вывесками, пестревшими орфографическими ошибками вроде «НАЧНОЙ КЛУБ 24 ЧАСА» и «ШОУ ЛУШЕЕ ПАДГЛЯДЫВАНИЕ В ГОРОДЕ». Покачав головой, Тень проехал автопарк насквозь. Лора любила танцевать, голой или в одежде (и в нескольких памятных вечерах переходя из одного состояния в другое), а он любил смотреть, как она танцует.
Ленч в городке под названием Красный Бутон состоял из сандвича и бутылки коки.
Тень проехал овраг, по краю заваленный тысячами желтых бульдозеров, тракторов и гусеничных транспортеров, и спросил себя, не это ли кладбище машин, куда приходят умирать бульдозеры.
Он миновал салон «Поп-на-Топе». Он проехал через Честер (с указателем на въезде – «Родина Бараньей Ноги»). На фасадах домов стали появляться колонны, теперь даже самый ветхий крохотный домишко красовался парой белых колон, превращавших его в чьих-то глазах в особняк. Он проехал по мосту над широкой мутной рекой и рассмеялся вслух, потому что называлась она, согласно указателю, «Широкая мутная река». Он видел покрывала бурого кудзу на мертвых по зиме деревьях, придававшие им очертания людей: это могли быть ведьмы, три старые карги, готовые открыть ему будущее.
Он ехал вдоль Миссисипи. Тень никогда в жизни не видел Нил, но слепящее дневное солнце, горящее на поверхности широкой бурой реки, напомнило ему илистые просторы Нила – не того, какой он сейчас, а того, каким он был в давние времена, когда тек подобно артерии через папирусовые болота, убежище кобр, шакалов и диких коров…
Дорожные знаки указывали на Фивы.
Дорога шла по двенадцатифутовой насыпи, так что Тень ехал высоко над болотами. Стайки птиц рыскали из стороны в сторону – черные точки в голубом небе, которые танцевали, повинуясь какому-то отчаянному броуновскому движению.
Солнце садилось, золотя мир волшебным, густым и теплым, сливочным, будто заварной крем, светом, от чего все стало казаться неземным и более чем реальным, и вот в этом свете Тень миновал вывеску, которая гласила, что он теперь въезжает в Исторический Каир. Проехав под мостом, он оказался в маленьком портовом городке. Внушительное здание суда Каира и еще более внушительная таможня походили на гигантские, только что испеченные печенья, политые сиропом золотого света.
Припарковав машину на боковой улочке, он вышел на набережную, не зная, смотрит он на Огайо или
