В Королевский… ВАРЬЕТЕ! Свет погас, алый занавес взвился. Популярный тогда комик Вышел, на собственном имени заикнулся (Коронная шутка), Поднял стекло, встал наполовину за ним И задрал руку и ногу. Они отразились в стекле – он будто летел. Знаменитый номер – мы хлопали и смеялись. Он рассказал анекдот, Потом другой… было совсем не смешно. Беспомощность и неловкость его – Вот на что мы пришли взглянуть. Мешковатый, лысевший, очкастый – Он чем-то напомнил мне деда… Комик закончил – потом на сцене плясали Длинноногие девушки. После вышел певец и спел незнакомую песню. Зрители были – сплошь старики, Вроде деда моих и бабки, Усталые, стылые, – Но они веселились и били в ладоши. В антракте дед выстоял очередь За шоколадным мороженым В стаканчиках вафельных. Мы ели, а свет уже гас. Поднялся занавес противопожарный, Взлетел алый… Снова по сцене девушки танцевали, И грянул гром, и возникло облако дыма, Фокусник вышел с поклоном… мы хлопали. Женщина вышла из-за кулис, улыбаясь. Она блестела, переливалась, сверкала, И мы смотрели, и стали расти цветы, А с пальцев иллюзиониста – сыпаться Шарфы и флаги. «Флаги всех стран, – сказал, подтолкнув меня, дед. – Он прятал их в рукаве». Со дней невинных (Как деда представить ребенком?) Он, как поведал сам, был из тех, Кто знает, как вертится мир. Бабушка говорила – лишь только они поженились, Он смастерил телевизор. Устройство было огромным, экран – с кулачок, А телепрограмм в то время и не было вовсе. Но смотрели они телевизор – правда, смотрели, Сами не зная, Люди иль призраки – на экране. Еще у деда патент был на что-то, что изобрел он, – Впрочем, оно никогда не вошло в производство. Избирался в мэрию дед, но стал на выборах третьим, Зато он чинил и радио, даже бритвы, И проявлял пленки, и домики делал для кукол. (Кукольный домик мамин еще стоял на лужайке – Жалкий, облезлый, забытый, дождями политый.) Ладно. Девица в блестках катит на сцену Ящик – высокий, со взрослого, красно-черный. Открыла спереди. С фокусником вдвоем Ящик они повертели и постучали по стенкам. Дева, змеясь улыбкой, залезла в ящик, Фокусник стенку захлопнул. Стенку он распахнул – а девушки нет! И снова – поклон. Дед зашептал: «Зеркала… А на самом деле В ящике, там она!» Жестом изящным руки ящик сложился В спичечный коробок. Дед уверил: «В полу есть люк!» Бабушка прошипела – да помолчи… Фокусник улыбнулся. Блеснул, как ножами, зубами. Спустился медленно в зал. Он указал на бабушку – и поклонился. Трансильванское что-то было в глубоком поклоне… Приглашены; на сцену. В зале визжали, свистели… Бабушка не желала, а фокусник был так близко Что я, от парфюма его задыхаясь, Шептал: «А я бы… а я!..» Он, однако, Тонкопалые руки к бабушке протянул. «Перл, дорогая, давай, – рассмеялся дед. – Иди же…» Сколько лет было бабушке? Может быть, шестьдесят? Она бросала курить и гордилась своими зубами – Хотя и с табачным налетом, но все свои. (Дед мой зубов лишился в юные дни – Пытался на велосипеде к автобусу прицепиться, Автобус затормозил – приложило деда.) Она ночами, смотря в экран, жевала цикорий Иль карамельки сосала – наверно, ему в пику. Медленно, медленно встала она тогда – Мороженое отложив и деревянную ложку, Вышла она в проход. Поднялась на сцену. Фокусник ей аплодировал рьяно – вот это да! Что было, то было. Что да, то да – а вот это да! Девушка в блестках вышла из-за кулис С ящиком новым – Этот Был ярко-красным.
