– Два открытых письма… о, и третье, адресованное…
Ньют услышал, как щелкнула восковая печать, а затем что-то звякнуло на столе. Потом послышался судорожный выдох, стук упавшего кресла, топот бегущих ног в коридоре, стук захлопнутой двери, и звук резко запускаемого автомобильного мотора, затем шум машины, мчащейся вниз по дороге.
Ньют снял с головы кастрюлю и вышел из-за двери.
Он поднял письмо и не был стопроцентно удивлен, увидев, что оно адресовано мистеру Дж.Бэддикомбу. Он его развернул.
В нем было вот что:
«Вот, адвокат, тебе Один Флорин; теперь же быстро беги отсюда, иначе Мир узнает Правду о тебе и госпоже Спиддон, cлужанке Печатной Машинки».
Ньют поглядел на другие письма. На хрустящей бумаге письма адресованного Джорджу Крэнби говорилось:
'Убери свою Руку-воровку, мистер Крэнби. Я хорошо знаю, как ты обманул вдову Плэшкин, в прошедший день Св.Михаила[84], старый ты тощий поедака.'
Ньюту стало интересно, что Агнес понимала под словом «поедака». Он готов был поспорить, что готовка здесь не при чем.
Письмо, ждавшее любопытного мистера Байченса, содержало следующие строки:
«Ты их оставил, трус. Верни письмо свое в ящик, иль Мир узнает, что действительно произошло июля 7-го года Тысяча Девятьсот Шестнадцатого».
Под письмами был манускрипт. Ньют на него уставился.
– Что это? – спросила Анафема.
Он развернулся. Она, вытянувшись, стояла в дверном проеме, как привлекательный зевок на ногах.
Ньют отступил, закрывая от нее стол.
– О, ничего. Неправильный адрес. Ничего. Просто какой-то старый ящик. Мусорная почта. Ты знаешь, как…
– В воскресенье? – спросила она, отталкивая его в сторону.
Он пожал плечами, глядя, как Анафема выловила в ящике и взяла в руки пожелтевший манускрипт.
– «Дальнейшие Прелестные и Аккуратные Пророчества Агнес Безумцер», – медленно прочла она, – «Рассказывающие о Мире, что не скоро Придет; Сага Продолжается!». О боже…
Девушка благоговейно положила книгу на стол и приготовилась перевернуть первую страницу.
Рука Ньюта мягко приземлилась на ее руку.
– Ты вот о чем подумай, – тихо проговорил он. – Ты хочешь всю свою оставшуюся жизнь быть потомком?
Он подняла голову.
Их глаза встретились.
Было воскресенье, первый день оставшейся части жизни мира, примерно одиннадцать тридцать.
Сент-Джеймский парк был достаточно тих. Утки, которые были экспертами в текущей политике, которую познавали через хлеб, считали, что все дело в снижении трения между странами мира. Трение и правда снизилось, но куча народа сейчас находилась в офисах, пытаясь понять, почему и куда исчезла Атлантида вместе с находившимися на ней тремя международными исследовательскими экспедициями, и еще пытаясь разобраться, что вчера произошло со всеми их компьютерами.
Парк был почти пуст – были в нем только член МИ9, пытающийся завербовать кого-то, кто позже, что смутит их обоих, тоже окажется членом МИ9, да высокий человек, кормящий уток.
А еще в парке были Кроули и Азирафаил.
Они шагали по траве – плечо к плечу.
– И здесь тоже, – бросил Азирафаил. – Магазин снова на своем месте. И нет даже следа сажи.
– Я имею в виду, невозможно сделать старый «Бентли», – говорил про свое Кроули. – Нельзя достать патину. Но он там был, замечательный такой. Невозможно найти отличия.
– Ну, я-то как раз могу их найти, – отозвался Азирафаил. – Я уверен, что у меня в магазине не было книг с названиями вроде «Бигглз Летит на Марс», «Джек Кейд, Герой Защищающий Рубежи», «101 Вещь, Которые Может Сделать Мальчик» и «Кровавые Псы Моря Черепов».
– Ох, как мне жаль, – бросил Кроули, который знал, как ангел дорожил своей коллекцией книг.
– И зря, – ответил Азирафаил счастливо. – Это все самые первые издания, и я их посмотрел в «Ценовом Руководстве Скиндла». Думаю, тебе надо сказать «фьюю-и».
– Я думал, он мир восстанавливал, делал таким, каким он был, – заметил Кроули.
– Да, – кивнул Азирафаил. – Более или менее. Насколько мог. Но у него и чувство юмора есть.
Кроули на него искоса глянул.
– Твои связались с тобой? – спросил он.
– Нет. А твои?
– Нет.
– Думаю, притворяются, что ничего не произошло.
– Мои тоже, полагаю. Бюрократия…
– И, думаю, мои ждут, хотят увидеть, что дальше произойдет.
Кроули кивнул.
– Появилась возможность устроить передышку, – проговорил он. – Шанс морально перевооружиться. Защиту усилить. Подготовить к большому делу.
Они стояли у пруда, глядя, как утки дерутся за хлеб.
– Прости? – проговорил Азирафаил. – Мне казалось, что это было большое дело.
– Я не уверен, – покачал головой Кроули. – Подумай об этом. Я готов все свои деньги поставить, настоящим большим делом будет вот какое – все Мы против всех Них.
– Что? Ты имеешь в виду, Небеса и Ад против Человечества?
Кроули пожал плечами.
– Конечно, если он все изменил, может, изменил и себя. Возможно, избавился от своей силы. Решил жить человеком.
– О, я очень на это надеюсь, – ответил Азирафаил. – Вообще, я уверен, ничего другого ему не дозволят сделать. Э. Разве нет?
– Я не знаю. Никогда нельзя быть уверенным насчет того, что вправду задумано. Планы внутри планов.
– Прости? – переспросил Азирафаил.
– Ну, – проговорил Кроули, который об этом думал, пока голова не разболелась, – неужели никогда обо всем этом не задумывался? Ты знаешь – твои и мои, Небеса и Ад, добро и зло, все эти вещи? Я имею в виду, почему?
– Насколько я помню, – протянул ангел, – был мятеж и…
– А, да. А почему он произошел, а? Я имею в виду, его не должно было быть,
