— Сорок кусков наличняком.
Гиви задумался.
По утреннему времени в ресторане было прохладно и пусто. У стены переговаривались о чем-то официанты, за столиком в середине зала изнывали с похмелья в ожидании спиртного трое хорошо одетых молодых мужиков.
Гиви смотрел на страдальцев, на фрагменты из «Витязя в тигровой шкуре», которыми были расписаны стены, на официантов, застывших в стремительной готовности.
В куполообразном зале растворялось время. Оно словно остановилось в нем. И люди в зале этом жили другой, только им понятной жизнью.
— Ну что, Гиви? — Ястреб положил себе в тарелку сацибели.
— Не торопи, дорогой. Сорок кусков — деньги неплохие, об этом поговорить можно. Сейчас поедим, немного «Цинандали» выпьем, пойдем в скверик, посидим рядом с памятником Володи и все обсудим.
В скверике они сели на пустую скамейку. Народу было немного, на лавочке напротив два мужика, по виду приезжие, ели колбасу, запивая ее молоком. Несколько пенсионеров разместились в разных углах.
Гиви закурил и сказал:
— Сорок кусков — это деньги, но все, дорогой, зависит от того, что за это сделать надо.
Ястреб полез в карман, достал связку ключей.
— Вот ключи от квартиры. Нужно туда прийти и взять ценности.
— Кто будет в квартире?
— Старуха, ей восемьдесят один год.
— Что за ценности?
— Рыжавье и камни.
— Сколько они стоят?
— Не знаю, дело не мое, я его только ставлю.
— А если старуха, когда мы ее прижмем, откинет копыта? Значит, я рискую за сороковник. Одно дело — обнести квартиру, и совсем другое — на себя покойника брать.
— Не гони порожняк, Гиви, тебе мало?
— Мало.
— Прокурор добавит. Значит, не сговорились. — Ястреб встал. — Я пошел, спасибо за стол.
— Погоди, погоди, — Гиви схватил его за рукав, — я готов пойти, если ты мне подкинешь еще десятку.
— Я должен с людьми поговорить. Их дело — их воля.
— Поговори, дорогой, поговори. Я тебе завтра позвоню.
— Сегодня вечером.
Ястреб из автомата позвонил Шорину и назначил ему свидание в пивном баре «Жигули» на Калининском проспекте.
Пиво там давали паршивое, и креветки были дрянными, но в огромном зале можно было сидеть, не привлекая внимания. Дожидаясь Шорина, Ястреб занял удобный столик в углу, напряг официанта, и тот расстарался: принес хорошее пиво и крупных креветок, которые обычно подавались важным гостям.
Шорин появился с опозданием на десять минут, что ему было несвойственно, видимо, задержали какие-то важные дела. Он шел к столику, и Ястреб в который раз подивился, как импозантно выглядит его подельник. Легкий синий фирменный костюм, мягкие черные мокасины, шелковый галстук из хорошего парижского магазина, сорочка, чуть голубоватая, с пуговичками на воротнике.
Ну, прямо не аферист, а деятель искусств, известный режиссер или куплетист Илья Набатов.
— Извини за опоздание, дела задержали.
— Ты у нас самый деловой.
— Приходится, дружище, приходится. В моем деле имидж — главное дело.
— Слово какое-то мудреное выдумал, — засмеялся Ястреб, — скажи по-простому — понт.
Шорин сел за стол, взял кружку, отпил и зажмурился от удовольствия.
— Хорошее пивко, — он поставил кружку, начал умело лущить креветку, — а повод у нас с тобой есть. За него можно и крепче пива принять по капле.
— Распорядиться?
— По сотке.
Ястреб подозвал официанта, что-то сказал ему на ухо. Тот расплылся в улыбке, угодливо закивал и исчез.
— Знакомый? — поинтересовался Шорин.
— Нет. Впервые вижу.
— Как же ты его обаял?
— Бабки засветил.
— Молодец.
— Стараюсь, шеф. Так что за повод?
Шорин усмехнулся и достал обитую зеленым бархатом продолговатую коробочку.
На крышке ее был выдавлен серебряный польский герб.
— Это что за чудо? Ювелирка? — заинтересовался Ястреб.
— Открой, — снисходительно разрешил Шорин.
Ястреб осторожно открыл коробочку. На зеленом бархате лежал серебряный крест на бело-красной ленте.
— Это что такое? — удивился Ястреб.
— Польский крест за заслуги, им награждаются писатели, артисты, политики, — вытер пальцы салфеткой Шорин.
— Ну а ты при чем? — удивленно уставился на шефа Ястреб.
— А при том, что меня наградили.
— Туфта?
— Нет, друг мой, все законно, — Шорин вынул из кармана красную книжечку, — читай.
Ястреб раскрыл ее, по-русски с трудом прочитал фамилию Шорина, написанную латинскими буквами, изумленно покрутил головой и поинтересовался:
— Сколько заплатил?
— Ничего.
— Только не говори, шеф, что получил эту брошку за укрепление польско-советской дружбы. Сгоришь ты на этом, Саша, ох сгоришь.
— Дурак ты, мой уголовный друг, — Шорин ухмыльнулся, — мне эти железки нужны для понта. Чтобы дурачки знали, какой я большой человек. А получил я этот крест законно. Один деятель из нашего посольства в Варшаве просто вставил меня в список, который предварительно ЦК партии утвердило. Вот и все дела. Я ему помог «Волгу» купить, а он мне крестик. Штучка дешевенькая, а понту на сто тысяч. — Шорин постучал пальцами по коробке.
— Обмывать будешь? — засмеялся Ястреб.
— Всенепременно. Ну, что у тебя?
— Человек просит еще десять тысяч.
— А не много?
— Иначе не пойдет.
— Дай ему, сучонку. Все?
— Все. — Ястреб допил пиво.
— Тогда разбежались.
Шорин встал, подмигнул Ястребу и пошел к выходу.
Ястреб смотрел ему вслед и думал о том, как все-таки странно устроена жизнь. Числится Сашка юрисконсультом в какой-то шараге в городе Железнодорожном. Зарплату не получает, расписывается только, а его сто двадцать рублей кладет в карман директор. Носит Умный в кармане удостоверение советника Рытова, более того, захотят это проверить — ради бога. В аппарате зампреда он числится
