внештатным сотрудником. Дела крутит с людьми на самом верху, самой Галке Брежневой достает камушки.
Трахает дочку замминистра, известную московскую красавицу, в машине у него телефон. Генералы МВД за честь считают с ним рюмку выпить. Вот же устроился бывший жалкий зек, которого чуть не опустили дагестанцы на зоне. А может, опустили, кто это знает, зверьки до этого народ охочий. Каким же жалким был Сашка на зоне! Лишнему сухарю с комбижиром радовался. А теперь? Судьбы людские решает.
Ястреб рассчитался и вышел на улицу. Зачем он выпрашивал деньги у Умного? Ну что лишняя десятка решит в его жизни? Через несколько дней Филин отдаст ему деньги за камушки и тогда — прости- прощай, гражданин Ястреб. Нарисуется Леонид Степанович Колосков и станет жить в своем доме в Прибалтике.
В Дом журналистов они попали случайно. Ехали по Суворовскому бульвару, и вдруг Женька закричала:
— Ребята, хочу в Домжур!
Ее поддержала Наташа, и Ельцову скрепя сердце пришлось согласиться. Не хотел он идти в этот Дом, где собирались знакомые по его прошлой жизни. Не с руки ему было появляться здесь поверженным. В Дом журналистов надо въезжать на коне-удаче, только тогда ты можешь чувствовать себя тут комфортно. Зависть коллег — лучшая пища для этого стремительного коня.
Игорь Анохин понимал его состояние.
— Плюнь. Нельзя от этой кодлы прятаться. Выглядишь ты отлично, пусть хоть это их огорчит.
— Пожалуй, верно.
Они вошли в знакомый вестибюль, где строгие вахтерши внимательно проверили членский билет Игоря. Закрытый это был дом. Только свои могли здесь пить кофе и пиво и есть в ресторане знаменитую поджарку.
Сюрпризы начались прямо в вестибюле, вернее, в маленьком холле, где смотрели телевизор и играли в шахматы. Из-за шахматного столика поднялся местный завсегдатай, человек неопределенного возраста, которого все звали по имени, хотя его давно надо было именовать по отчеству.
— Юра! — Он пошел к Ельцову, раскинув руки. — Освободился, наконец! — громко, чтобы слышали все, сказал он.
— Как видишь. А ты чего обрадовался так? Видно, долги хочешь мне отдать?
Раньше тот постоянно стрелял у Ельцова то трешку, то рубль, выше пятерки он не поднимался.
Юрий четко рассчитал ответный удар. Человек без отчества сник и что-то невнятно забормотал.
— Я отдам… отдам, конечно…— Он начал пятиться к шахматному столику, уселся за него и уставился в доску.
Дальше было кафе. Здесь собирался свой особый контингент неудачников от журналистики. За чашкой кофе они рассказывали о своих грандиозных планах, одалживали друг у друга рубль и мучительно завидовали тем, у кого сложилась репортерская судьба. Люди эти приходили к открытию, к 11 часам, и просиживали до закрытия кафе, выпивая немыслимое количество кофе. Иногда кто-нибудь из знакомых угощал их коньяком.
И сегодня три стола были заняты этой бригадой. Они, как по команде, уставились на Ельцова.
Женька взглянула на них и рассмеялась.
— Сидят и кушают бойцы товарищей своих, — пропела она.
А за столиками произошло легкое замешательство. Ельцов улыбнулся и махнул рукой, приветствуя всех сразу.
Он знал, почему они, в общем способные люди, оказались в этом кафе, за этими столиками. Когда- то многие из них работали на радио, в солидных журналах и газетах. Но однажды они решили, что служба подавляет их творческую индивидуальность, и ушли на вольные хлеба. Свободный художник — профессия привлекательная. Но, работая в штате, ты два раза в месяц идешь в бухгалтерию и получаешь положенную зарплату. А на воле надо искать возможность заработать эти деньги. Для этого нужны упорство и трудолюбие. Прекрасная профессия, но коварная и неблагодарная.
А за столами уже обсуждали явление Ельцова народу.
— Неужели освободился?…
— Нет, сбежал…
— Глупости не говори…
— И опять все при нем…
— Ты женись на дочке министра…
— Заместителя…
— Какая разница…
— Привет, дорогой… подумай, украл деньги, сел и вернулся…
— Не крал он ничего… подрался в пивной…
— Все равно…
Юра, Наташа, Игорь и Женя прошли мимо бара, а у входа в ресторан их уже ожидали: мэтр, пышная блондинка, добрый и милый человек. Она всегда выручала своих загулявших друзей небольшими суммами, иногда так необходимыми, чтобы догулять, допить и на такси добраться домой. Друзей у нее было много, почти вся журналистская Москва.
— Юрочка, — она обняла Ельцова, покосилась оценивающе на Наташу, — сказали мне, что ты вернулся, очень я обрадовалась. Ждали тебя, а ты все не идешь.
— Здравствуй, — на душе у Ельцова потеплело, ушла настороженность и чувство опасности, — да вот, как-то…
— Я тебя понимаю. Но тебе перед этими нечего стесняться, ты мужик настоящий. Поужинать?
— Посидеть немножко, — вмешалась Женька, которая не могла больше пяти минут находиться вне зоны внимания, — поужинать.
— Конечно, конечно, сейчас все устрою, — сказала как-то неуверенно Лида. — Женечка, можно тебя на минутку?
Они отошли в сторону, и Лида сказала тихо:
— Женечка, здесь его бывшая со своим.
— Ну и плевать, что, теперь Юрке от нее всю жизнь прятаться?
— И то верно. Идите в зал, я скажу, чтобы вас обслужили по первому разряду.
— А Ленка с Шориным давно сидят?
— Заканчивают уже. Я вас в «аджубеевку» посажу. Там один столик занят, весьма приличная компания.
— Вот и славно.
Они вошли в «кабак». Ах, этот самый лучший в Москве ресторан, с отличной кухней. С ним можно сравнивать только ресторан ВТО на улице Горького, да и то уступал он Домжуру.
Зал, конечно, был полон. Никто не обратил внимания на новых гостей, только в правом аппендиксе, отгороженном от стойки бара кованой решеткой, двое, сидевших за угловым, самым удобным столом, впились взглядом в Ельцова и Наташу.
Нет, Юрий не ощутил никакого магнетизма, о котором так много любят говорить, он по стародавней привычке просто глянул в этот зальчик, как делал всегда, заходя в ресторан, и увидел свою бывшую жену Лену и узколицего, начинающего лысеть мужчину, сверлившего его светлыми глазами.
На первый взгляд вполне приятное лицо. За пятьдесят ему было, хорошо за пятьдесят.
— Сюда, мои дорогие, сюда. — Мэтр раздвинула складывающиеся кожаные двери «аджубеевки».
Когда-то могущественный зять, главный журналист страны Алексей Аджубей, приказал перестроить старый, уютный Дом журналиста и выгородил для себя комнату в ресторане, в которую никого не пускали. Стояли там два стола. Вот сюда и приезжал сановный зять выпить и закусить с друзьями и подругами, за которыми любил ухаживать главный редактор «Известий».
