— Сегодня идем брать харчи и немного резать старосту, полячишку и милицейских. Понял?
— Ты же передавал — завтра.
Токмаков старался говорить спокойно и равнодушно.
— Хорошие дела нельзя откладывать.
Бандиты засмеялись.
— Ты останешься здесь. Мы тебя запрем в подвале. Мы тебя не знаем. Так будет лучше. А как покончим с этим, ты машину пригонишь.
Токмаков быстро оглядел комнату. Цепко, словно примериваясь. Четверо, а он один. Сейчас они пойдут и перестреляют ребят. И выход у него оставался один. Страшный, но один. И жить ему оставалось считанные минуты.
— Ладно, ты здесь хозяин.
Токмаков шагнул к столу, взял бутылку самогона и кусок сала.
— Это, чтобы мне в погребе страшно не было, а то я темноты боюсь.
Рокита улыбнулся снисходительно.
Токмаков поднял с пола мешок, поставил на лавку, развязал горловину, сунул руку, нащупал в глубине гранату и выдернул кольцо.
— Раз, — прошептал он одними губами. — Два. Три! — громко крикнул он и бросил гранату в центр стола.
Он увидел столб огня, поднявшийся к потолку, но боли не почувствовал, просто наступила темнота.
Взрыв разметал бандитов, выдавил стекла хаты, лампа упала, и горящий керосин полился со стола на пол.
Давыдочев без гимнастерки, с автоматом, первым ворвался в комнату.
Горел пол, дым, удушливый и темный, тянулся к двери. Разбросанные взрывом бандиты валялись на полу, огонь лизал куртку Рокиты.
— Токмаков! — крикнул Давыдочев. — То-кма-ков!
Райцентр. 18 сентября 1944 г. 14.00.
Они вышли из парикмахерской. Подтянутые, в синих гимнастерках с серебряными погонами, на которых одинаково алел орден Красной Звезды. Парикмахерша, женщина не старая, с интересом посмотрела им вслед.
Над городом висело солнце, яркое солнце бабьего лета.
Они немного смущались в этом городе, полном фронтовиков, обвешанных наградами.
Но все равно им было весело. Они попили ядовито-красный морс. У кино потолкались. Купили ягод у старушки и пошли по улицам, жуя ягоды и провожая взглядом хорошеньких женщин.
Вот площадь. А вот и фотограф на ней. Смеясь, они подбежали к нему. И вот уже фотограф усаживает их.
Гончак сел, а Давыдочев стал за его спиной, положив локоть на декоративную колонку.
Давай, фотограф, снимай.
Микульский спрятался под покрывало.
— Внимание!
Замерли, стараясь согнать с лица улыбку. Но трудно это. Очень трудно. Они еще очень молодые, только их преждевременно состарила война.
РАССКАЗЫ
ЛЕОНИД СЛОВИН
НА ВОСЬМОМ ПУТИ
Посадка на электропоезд в Аэропорту была спешной. Он до последней минуты стоял на платформе. Садились в головные вагоны — наиболее удаленные от здания порта — здесь находилась билетная касса. Кроме того, в Москве стоянка такси и вход в метро тоже располагались ближе к голове поезда.
Последние вагоны занимали те, кто об этом не знал или не успевшие добежать до кассы. Они и становились, как правило, легкой добычей контролеров-ревизоров.
Перед самым отправлением Денисов увидел сержанта, сопровождавшего поезд до Домодедова, — из молодых, хваткого, хотя и несколько медлительного.
— Помощь требуется?
— Все в порядке, — ответил тот.
— Это хорошо.
Денисов поздоровался с сержантом, но поехал отдельно.
После первых остановок — Авиационной и Космоса — людей в поезде поуменьшилось. Места возвращавшихся со смены работников аэропорта, как обычно, в это время никто не занял, им предстояло пустовать до Москвы.
В Домодедове Денисов вышел в тамбур, посадка здесь тоже была небольшой, а стоянка — долгой.
— «Двести первый»… — услышал Денисов под курткой из миниатюрного радиоприемника. Сержант, сопровождавший состав, вызывал его по рации. — Как меня слышишь? Прием…
Электричка отошла от перрона медленно. Сразу за выходными стрелками действовало ограничение скорости, и поезд пополз совсем тихо.
Денисов нажал на манипулятор:
— Ты где?
— В Домодедове. На путях…
— Слушаю!
— Такая история…
Электричка прибавила скорость. Связь каждую минуту могла прерваться.
— …Сейчас вышел из поезда… — Голос сержанта заметно терял силу. — Вижу, что-то упало между последним вагоном и платформой…
— Быстрее! Что именно? — Денисов жал на манипулятор, будто это могло помочь.
— Я поднял. Ничего такого… Носовой платок. Коричневатый, новый еще… Может, зря радирую…
— Ну!
— Паспорт: «Андреев Виктор Васильевич…» Старого образца. Еще банковская лента, оборванная. — Самое важное он почему-то отнес в конец своего сообщения. — В сберкассах ими деньги обертывают. Написано: «Сто штук по пятьдесят рублей…»
— Быстрее! Ты заходил в этот вагон?
— Только заглянул. Там едут пятеро без билетов. И еще контролеры-ревизоры…
В микрофоне раздался треск, рация замолчала.
Денисов поправил куртку, откинул воротник.
«Упаковочная лента от пяти тысяч… Главное: почему выбросили?! И вместе с паспортом…»
Набрав скорость, электропоезд словно успокоился, теперь его почти не болтало. Ничего примечательного, проходя по вагонам, Денисов не обнаружил. Большое количество чемоданов, баулов.
