Чувственность

Леона Арленд Чувственность

1

Роналд О'Коннел, специальный агент службы безопасности, оглядел ворох писем на столе и с видимым облегчением вскрыл последнее из тех, что пришло с сегодняшней почтой. Вот уже две недели Роналд дежурил в доме судьи Джошуа Гарди. Начальство отправило его сюда после того, как судья Гарди блестяще завершил процесс по делу Эдварда Даджсона — убийцы двух человек, долгое время остававшегося неуловимым.

Казалось бы, после того как убийцу отправили за решетку, лондонская общественность вздохнет с облегчением. Однако спустя неделю судья Гарди получил первое анонимное письмо, состоящее в основном из угроз. Все указывало на то, что неизвестный человек — или люди — весьма недовольны подобным поворотом в судьбе Даджсона. Поначалу Джошуа Гарди не обратил внимания ни на это письмо, ни на другие два, пришедшие на той же неделе. Но после того как перед воротами его дома взорвалась бомба, обратился в департамент службы безопасности.

В обязанности Роналда О'Коннела входило в том числе и вскрывать всю корреспонденцию, приходящую в дом судьи Гарди, поскольку были основания опасаться новых анонимных писем и новых, соответственно, угроз. Сегодня, как обычно, Роналд просмотрел кучу бумаг, но, к счастью, утомительное занятие подходило к концу. Со вздохом облегчения агент пробежал глазами последнее письмо… и неожиданно ухмыльнулся. А потом начал читать внимательнее.

Счастливого Дня святого Валентина, Памела.

С тех пор как я впервые увидел тебя в баре «Флауэрс», с тех пор как ты предстала передо мной, словно неземное видение, я не нахожу себе места. Я наблюдал за тобой весь вечер, изнывая от страсти. Мне безумно хотелось дотронуться до твоих прекрасных волос, ощутить хотя бы мимолетное прикосновение этих шелковых прядей. Может быть, я и отважился бы, но только твой громила- телохранитель не отрывал от тебя взгляда. Так я и остался наедине с моими фантазиями.

Я думаю о тебе дни напролет. Я вспоминаю твои лучистые глаза, твою нежную кожу — прозрачную, как у мадонн Боттичелли. Я закрываю глаза и представляю, как мои руки обнимают тебя, как мой язык скользит по твоей гладкой шее…

О, Памела, как я мечтаю покрыть поцелуями каждый дюйм твоего тела! Я хотел бы раздеть тебя нежно, неторопливо и, наконец, увидеть тебя обнаженной — невозможно прекрасную, безумно желанную. Я хотел бы ласкать тебя и слышать, как ты стонешь от страсти…

— Неплохо, — пробормотал Роналд, складывая недочитанное письмо. — Еще один бедняга, что безнадежно запутался в сетях Памелы Гарди.

Любовные приключения Памелы, дочери судьи, давно уже стали притчей во языцех. Она имела такую репутацию, что Горгона Медуза рядом с ней показалась бы невинным младенцем. Роналд мог гордиться собой. Сегодня истекал последний день его двухнедельного дежурства, а ему удалось-таки избежать постели Памелы.

— Отличная работа, — сказал он самому себе.

За окнами давно уже стемнело. Завтра с утра он соберет вещи и отправится назад — в департамент. А сегодня… Сегодня, возможно, его ожидает приятный вечер. Он поднял трубку внутреннего телефона и набрал номер комнаты Марибель. Слушая безнадежные длинные гудки, Роналд нетерпеливо постукивал пальцами по крышке стола.

— Давай же, Марибель, — торопил он. — Не разочаровывай меня.

Но ничто не отвечал. Роналд был уже готов положить трубку, когда сонный женский голос произнес:

— Кто это?

— Прости, — пробормотал он. — Ты спала, милая?

— Рон? — послышался шепот. — Это ты?

— Что с твоим голосом? Он звучит странно.

— Странно?

— Да, — Роналд слышал в трубке ее тихое дыхание, — чертовски сексуально.

— Разве я не всегда сексуальна?

— О да. Поэтому мне подумалось, что нынче ночью у меня есть шанс. Можно составить тебе компанию?

— О… конечно.

Роналд удовлетворенно кивнул.

— До сих пор я не имел на это права, — объяснил он, — поскольку работал здесь. Но завтра утром я возвращаюсь в департамент…

А впоследствии — кто знает? Может быть, они с Марибель начнут встречаться. Это было бы просто отлично. Роналд был старшим из четырех детей в семье и единственным, кто до сих пор не нашел себе спутника жизни.

— Приду через пять минут, — прошептал он, предвкушая наслаждение.

— Знаешь, где меня найти?

— Я специальный агент, — поддразнил он. — Я знаю все.

— Жду тебя.

Он положил трубку и поднялся. Марибель Менендес бросала на него недвусмысленные взгляды с самого первого дня, как он появился здесь. И теперь, когда его дежурство закончилось, он мог наконец-то позволить себе расслабиться. Завтра утром его сменит другой агент, а он получит новое задание. Жаль, конечно, что не ему суждено поймать того, кто посылал письма и подложил бомбу. Роналд знал, что это обеспечило бы ему повышение по службе, которого он давно ждал. Но ничего не поделаешь.

Его взгляд упал на сложенное письмо.

Мне безумно хотелось дотронуться до твоих прекрасных волос, ощутить хотя бы мимолетное прикосновение…

Роналду было знакомо это чувство. Но бедный парень не знал, во что готов был ввязаться. За время своего пребывания здесь Роналду несколько раз приходилось по долгу службы сопровождать Памелу. Он словно наяву услышал ее голос: «Рон, не мог бы ты расстегнуть застежку на моем колье? Чертовски тугой замок…»

В ней было без малого шесть футов роста, и это если не считать высоких каблуков, которые она постоянно носила. Волнистые локоны цвета осенних листьев спадали до талии, а бледная кожа казалась почти прозрачной. У нее была маленькая грудь и длинные ноги. Она не казалась Роналду особенно красивой.

— Ты достаточно высок для меня, Рон, — сказала Памела однажды, когда он сопровождал ее в качестве телохранителя. — Большинство мужчин не могут этим похвастаться.

В тот раз он не сдержался.

— Я не принадлежу к большинству, моя дорогая, — ответил он, усмехнувшись.

Так оно и было. Даже на высоких каблуках она уступала Роналду в росте. Ее привлекала его мощная и одновременно стройная фигура, волнистые волосы цвета воронова крыла и проницательные темные глаза — она даже не пыталась этого скрыть. Цепкий взгляд и великолепная физическая форма сразу выдавали в нем агента, и это нравилось Памеле. Но Роналд не поддавался искушению. Если не считать того единственного случая проявления фамильярности, он держался с ней подчеркнуто официально, даже