видимо, тоже узнал его, так как вопросительно глянул на следователя: остановиться или проехать?
Вообще Хаиткулы намеревался разыскать вислоусого. Но он совсем не предполагал встретить его в первый же день. Теперь же, увидев старика, он велел шоферу остановиться и вышел из машины.
Най-мираб обрадовался нечаянной встрече и повел следователя и Салаетдина к себе в дом.
По правде говоря, Хаиткулы не хотел в первые дни звонить в Ашхабад. Но, оставшись один в номере после ухода Салаетдина, он снял телефонную трубку и, заказав разговор с Ашхабадом, назвал номер телефона Аннамаммеда. Пока он ждал звонка, спустились сумерки, и в комнате стало совсем темно. Вдобавок стояла непривычная сельская тишина, словно жизнь кругом замерла. Хаиткулы зажег шаровидную настольную лампу и развернул местную газету. Но не успел он пробежать глазами заголовки статей, как зазвонил телефон.
— Дела идут? Нашел что-нибудь? — Аннамаммед сыпал вопрос за вопросом.
Что было ему ответить? Обошел все село, осмотрел все, что так или иначе было связано с происшествием, побеседовал накоротке с Най-мирабом, встретился с председателем колхоза и секретарем парторганизации. А результаты? Хаиткулы помолчал немного и ответил:
— Пока ничего. Стою на перекрестке ста дорог и чешу в затылке.
Аннамаммед пожелал удачи и положил трубку.
VII
Утро было пасмурное, холодное. Когда все еще спали, Хаиткулы выскочил на веранду в майке и трусах и зашагал из угла в угол, чтобы разогнать кровь перед гимнастикой.
В это время с улицы вошел небольшого роста человек и, увидев ашхабадского следователя, воскликнул:
— Доброе утро, Хаиткулы Мовлямбердыевич. А я думал, придется вас будить.
Сначала Хаиткулы не разобрал в полумраке его лица и спросил:
— Вы из райотдела?
Вошедший направился к инспектору, но и тогда Хаиткулы не узнал его. Это был Палта Ачилович Ачилов, следователь районной прокуратуры. Капитан протянул ему руку, и Ачилов принялся сердечно трясти ее, приговаривая:
— Это удача, это удача. Сразу и перейдем к делу. — И он тут же принялся развязывать тесемки бумажной папки. — Все бумаги, оставленные вами, тщательно изучил. Полночи просидел.
Хаиткулы неловко было стоять в трусах и майке перед этим толстеньким лысеющим человеком, но и уйти не было никакой возможности — Ачилов не давал ему слова вымолвить, засыпая его вопросами и тут же сам отвечая на них. К тому же Хаиткулы никак не мог припомнить, где он его видел — то ли в Ашхабаде, то ли в Керки. Или сидели вместе на совещании? Вчера прокурор сказал, что кого-то пришлет ему в помощники, и капитан уехал, даже не успев повидать своего коллегу.
Наконец Ачилов на секунду умолк, и Хаиткулы поспешно заявил:
— Простите, но, во-первых, вы не представились, а во-вторых, мне необходимо одеться.
Они вошли в номер. Хаиткулы быстро оделся.
— Если я не ошибаюсь, вы считаете, что Бекджан умер насильственной смертью? — не отступал Ачилов.
— Почти уверен.
— А если здесь самоубийство? Река близко, парень был выпивши. Может быть, его обидели…
— Нет, — уверенно ответил Хаиткулы. — Рано или поздно труп нашли бы.
Ачилов возмущенно замахал руками:
— Нашли бы? Вы думаете, они искали по всей Аму-дарье? А если он привязал камень на шею? А потом труп затянуло илом, он разложился — и точка. Надо критически рассмотреть протоколы поисков на реке.
— Давайте сначала позавтракаем, а потом займемся делами, — предложил Хаиткулы.
На широкой веранде гостиницы их ждал человек в милицейской форме. Палта Ачилович сразу узнал его:
— Здешний участковый.
Капитан козырнул и представился:
— Пиримкулы Абдуллаев, участковый.
Когда следователи вернулись из столовой, в коридоре ашхабадского следователя дожидалось уже несколько человек. И когда капитан подошел к ним, они нестройным хором поздоровались с ним. Первой встала молодая женщина в платке и стареньком халате. За нею следовали седобородый высокий старик, молодой человек в кирзовых сапогах, солидный мужчина в макинтоше, с черным галстуком на белой нейлоновой сорочке и в каракулевой папахе. Сидевшие в углу на корточках Най-мираб и еще один бородатый старец, тоже кряхтя, поднялись и церемонно приветствовали вошедших.
Хаиткулы пожал всем руки и, попросив подождать еще минуту, вошел в номер с Абдуллаевым.
— Кто такие? — спросил Хаиткулы у Абдуллаева.
Участковый с гордой улыбкой сообщил:
— Свидетели…
— Свидетели! — Хаиткулы чуть было не обругал Абдуллаева. — Кто вас просил?! Кто, я вас спрашиваю, просил?
— Никто, товарищ…
Хаиткулы, сообразив, что шум могут слышать в коридоре, сбавил тон:
— Если никто не приказывал, значит, надо было прежде всего явиться к нам и узнать, кто и когда нужен. А вы без всякого разбора… сорвали столько людей с работы.
У Пиримкулы Абдуллаева оттопырилась от обиды толстая губа:
— Товарищ инспектор, разрешите сказать…
Хаиткулы указал капитану на стул:
— Садитесь, расскажете после.
Но участковый все-таки высказался:
— Я ведь с самого начала в этом деле участвую. Когда Бекджан пропал, я всех свидетелей собирал. Приехали из района и велели всех привести в гостиницу. Потом были из Чарджоуского областного управления. Опять я тем же манером свидетелей собирал. Вот и в этот раз, думал, так же будет…
— Это хорошо, что вы так досконально знакомы с делом. Надеюсь, это нам во многом поможет…
VIII
От гостиницы до шоссе было довольно далеко. Пока Хаиткулы добрался до выезда из поселка, его изрядно забрызгали сновавшие по улицам грузовики. Инспектор решил не ждать попутную машину на одном месте и пошел в сторону Халача.
По краям дороги росли высокие камыши, на песчаных гребнях гнулся под ветром пышный селин. Хаиткулы прибавил шагу. Ему было приятно идти той дорогой, которой не раз ходила Марал. Да, все эти улицы, все тропинки кругом помнят ее и Бекджана…
Как только он вспомнил про Бекджана, прелесть зимней природы сразу померкла для него… По этим дорогам ходил и убийца Бекджана. Мысли Хаиткулы вновь завертелись вокруг следствия. Задумавшись, он чуть было не пропустил машину и только в последний момент поднял руку.
Через час он выпрыгнул из кабины в самом центре Халача. Оглядевшись, капитан заметил вывеску парикмахерской и, потрогав щетину на подбородке, решил зайти побриться. Но нерешительно остановился в дверях — человек десять сидели вдоль стен, а возле окна единственный парикмахер намыливал голову
