скажешь.
От небольшой компании отделился мужчина с седой бородкой, подошел к женщинам.
— Вот кого хочу тебе представить. Карл Иванович — банкир, очень обаятельный человек, имеет абсолютный вкус.
— А зачем мне банкир, мне нечего сберегать.
— Ну я пошла, а вы уж тут как-нибудь без меня.
Матильда перешла к другой группе гостей, спорившей о превосходстве китайской кухни над новозеландской.
— Я очарован вами, — жарко зашептал банкир, беря Марину под руку.
— Я почему-то так и подумала, — ответила она. Банкир недоуменно вскинул брови. — Сегодня все мужчины мне в любви признаются, наверное, съели что-нибудь.
Потом они танцевали, пили красное вино, еще дважды ее приглашал на танец молодой человек, говорил о своей все разрастающейся любви. На протяжении вечера Марина ловила на себе восторженные и влюбленные взгляды и других гостей мужского пола, а безногий Андрей Анатольевич так и вовсе не сводил с нее горящих глаз весь остаток вечера. Успех у мужской части гостей и выпитое вино вскружили Марине голову. Сегодня она безусловно была королевой бала. Она даже забыла, что находится на свадьбе своего бывшего мужа, да похоже, о свадьбе забыли и все окружающие.
— Я отвезу вас домой, — во время танца жарко шепнул ей на ухо банкир Карл Иванович, когда часы показывали уже за полночь.
Марине нравился этот человек: в нем было что-то по-настоящему властное и сильное.
— Вы уже уезжаете? Очень жаль, очень жаль. — Матильда заключила Марину в жаркие мягкие объятия и поцеловала в щечку. — Ты, милочка, очень всем понравилась.
— Когда это намечается? — спросил Карл Иванович у Матильды.
— Что намечается?.. Ах, да! Думаю, как всегда на день всех влюбленных.
Гости, увидев, что Марина с банкиром уходят, обступили их и в знак согласия с Матильдой закивали и заулыбались доброжелательно.
— Мы прощаемся с нашей гостьей, — сказала во всеуслышанье Матильда. — Надеюсь, мы еще увидимся с ней.
Марина улыбнулась, и они с банкиром пошли к двери.
— Помашите им рукой, им это будет приятно, — шепнул банкир, когда они уже подходили к двери, которую услужливо распахнул перед ними клоун-швейцар. Марина повернулась к гостям. Все они продолжали стоять, глядя вслед удаляющейся паре. Марина улыбнулась и прощально помахала рукой. Ей охотно замахали в ответ.
Глава 5
Президента тоже можно любить
Марина жила с матерью в трехкомнатной квартире на Каменноостровском. Отец, когда-то крупный чиновник из Смольного, умер лет десять назад в психиатрической больнице.
— Ты вся в своего отца! — иногда в запальчивости говорила мать, кивая на портрет президента. — Ты тоже в психишке умрешь! Это по наследству, между прочим, переходит.
Пророчества матери в некоторой степени сбылись и проявили себя в тридцатилетнем возрасте болезненно, так что врачи рекомендовали госпитализацию, но Марина отказалась. К тому времени уже в психушки насильно не забирали.
Марина любила своего президента. Просто так — ни за что. Услышав его голос, Марина примыкала к телевизору или радиоприемнику и слушала все до самого последнего слова, какую бы чушь он ни говорил. Она испытывала к нему даже физическое влечение и даже еще какое-то чувство, которому не находила названия. И президент отвечал ей взаимностью. Марине казалось, да нет, она была уверена, что президент любит всех людей вместе и каждого в отдельности. Любит и ее, Марину. На своей беззаветной любви к президенту ее отец сделал карьеру, но запустил болезнь. Кроме всего отец ее оказался однолюбом, и когда одного сменил другой президент совсем на того не похожий, свою любовь на него перенести он не смог и свихнулся окончательно.
Любовь же Марины от перемены президентов местами не пострадала, а перешла вместе со страной по наследству. Это ее болезненное чувство никак не мешало в мирской и семейной жизни, а даже помогало. Всегда в тяжелые минуты Марина смотрела на портрет президента и успокаивалась, успокаивалась, успокаивалась… конечности становились теплыми…
Близился День всех влюбленных. В этот день Марина посылала президенту 'валентинку', которую вырезала и раскрашивала своими руками. Но в этом году решила не посылать — в этом году любовь к нему ослабла.
Последние дни с Мариной творилось что-то странное. Ее преследовало чувство опасности, но от чего оно исходит, понять не могла. Уже месяц как она уволилась из рекламного агентства, где работала менеджером, и до лета хотела отдохнуть, а уж потом искать новую работу. Марину не оставляло странное чувство, что за ней кто-то наблюдает, но это был не президент, как раньше, это был кто-то из внешнего, а не из внутреннего мира. Наконец, она поняла кто. Это был придурковатый с виду молодой человек с шарфом на голове. Первый раз она заметила его, когда шла в поликлинику. А потом видела его почти каждое утро под окном своего дома.
В парадной на стене появилась дверь. Кто-то ночью нарисовал ее серой краской, и Марина догадалась кто. Эта дверь, должно быть, из ее парадной вела во внутренний мир молодого идиота. Может быть, в этом не было бы ничего особенного, если бы она не была нарисована на стене Марининой квартиры, и если на месте рисунка прорубить дыру, то через нее можно было попасть в спальню Марины. А это было ей уже неприятно. Спишь или переодеваешься, а тут вдруг идиот вваливается.
Уже три дня она обследовалась в районной поликлинике — бумага на обследование пришла по почте — и теперь врачи брали у нее анализы, делали снимки внутренних органов… Тип в шарфе сопровождал ее, куда бы она ни направлялась. Кроме того, по телефону часто кто-то звонил и молчал в трубку, это тоже вызывало тревогу. Марина теперь брала с собой баллончик со слезоточивым газом, хотя и понимала, что при серьезном нападении слезы лить придется скорее всего ей.
Снег не стаял, но уже превратился в кашу, под которой сохранился еще лед. Марина шла к дому, внимательно глядя под ноги. Еще не хватало по пути из поликлиники, где, закончив обследование, ей выдали справку о том, что она практически здорова, сломать себе ногу.
Марина остановилась возле парадной, оглянулась, достала из сумочки баллончик со слезоточивым газом и только после этого открыла дверь и вошла. В парадной было как всегда темно. Скрипнуло битое стекло под подошвой — Марина вздрогнула, сердце заколотилось сильнее. На верхнем этаже вдруг что-то грохнуло и эхом пронеслось по лестнице. Изо всех сил сжимая в руке баллончик, Марина бросила взгляд на дверь подвала, что-то вдруг заставило ее обернуться… Марина увидела прямо перед собой человека. Она вскрикнула, попыталась поднять руку, но не смогла: ее грубо толкнули к стене, тут же обхватили, так что руки оказались прижатыми к туловищу. Широко открытыми глазами она увидела распахнутую дверь во двор и женский силуэт.
— Руки крепче держи, — негромко прошипела женщина.
Марине зажали рот платком. Она глубоко вздохнула, эфиром обожгло горло, голова закружилась…
— Кажется, готова, — услышала она над ухом какой-то очень знакомый мужской голос.
— Готова, — повторила женщина, но как-то уже далеко. Вслед за тем раздался смех, веселый и заливистый… Но, возможно, это ей уже снилось.
