Позже, в пятидесятом году, участок этот и развалины дома получил ученый муж, прославившийся борьбой с «безродными космополитами».
Ну а пока я обследовал эти таинственные строения. На чердаке обнаружилась куча книжных обрывков, а под рогожей — старый плакат «Вожди мировой революции».
Вождей на нем было много. Овальные фотографии, обрамленные дубовыми листьями. Я узнал только находящегося в центре Ленина. Сталин, к моему удивлению, был пятым в левой колонке лидеров мирового пожара.
Я унес плакат домой, хотел приколоть его на стену в комнате, но почему-то спрятал.
В воскресенье приехал дядька, он собирался в очередную командировку во фронтовую зону. Дядька работал в НКВД в управлении уголовного розыска, или, как он сам говорил, в Центророзыске. Его сотрудники выезжали на фронт, вместе с войсками входили в освобожденные города, налаживая борьбу с бандитизмом.
Я достал плакат и приволок его на террасу, где дядька доедал омлет из яичного порошка, именуемого «меланж».
Увидев мою находку, он чуть не подавился.
— Где взял?
— Вон в том доме. — Я показал на пустую дачу. — А почему нам в школе не рассказали про этих вождей?
— Понимаешь, сейчас я тебе ничего объяснить не смогу. Вырастешь — узнаешь.
Но я был мальчик настырный.
— Дядька, а почему рядом с Лениным не Сталин, а Троцкий?
— Слушай, — уходя от ответа, сказал дядька, — хочешь пострелять в нашем тире?
У меня даже дыхание перехватило от столь прекрасной перспективы.
— Тогда давай сделаем так. Плакат сожжем, а ты никому не скажешь, что видел его. Иначе у меня и у твоего отца, мамы будут крупные неприятности.
На том и порешили. Прошло время, и я не вспоминал об этом плакате и дядькином предупреждении.
Пока не столкнулся с одной забавной литературно-криминальной историей.
Когда я в 1958 году пришел в МУР, то представления об отечественном уголовном сыске мною были почерпнуты из фильма «Дело „пестрых“ и первого после начала „оттепели“ издания книги Льва Шейнина „Старый знакомый“. Особенно мне нравились две коротенькие повести: „Динары с дырками“ и „Брегет Эдуарда Эррио“.
В одной из них Лев Романович поведал изумленным читателям, как обокрали квартиру наркома- нумизмата и унесли его уникальную коллекцию монет. Во втором случае у французского премьера Эдуарда Эррио во время визита в Москву карманники «срубили» золотые часы большой цены.
В обоих случаях похищенное вернул владельцам замечательный сыщик, начальник первой бригады МУРа Николай Осипов. Возвращал он украденное методом нетрадиционным, по договоренности с уголовниками.
На меня эти истории произвели весьма сильное впечатление, и в доме на Петровке, 38, мне хотелось раздобыть именно такой материал.
Я с удивлением выяснил, что начальник МУРа комиссар Парфентьев Шейнина не читал, более того, к его сочинениям отнесся крайне иронично.
Когда я пересказал ему о тех неформальных операциях, которые провел Николай Осипов среди уголовников, комиссар сказал:
— Николай Филиппович мог в Москве сделать что угодно. Блатные его боялись и уважали. Про коллекцию я что-то слышал, а про француза не припомню.
На следующий день я передал Ивану Васильевичу книгу.
Потом он встретил меня в коридоре и сказал:
— Зайди.
В кабинете он вернул мне книжку.
— Понимаешь, я о такой краже у Эррио ничего не слышал. Правда, было очень похожее дело в 1918 году. Но о потерпевшем даже упоминать было нельзя. Знаешь, у кого украли золотой брегет?
— У кого?
— У самого Льва Давыдовича Троцкого. Думаю, Шейнин, прослышав про эту историю, примерил ее на премьера Эррио. О Троцком у нас не только писать, но и думать запрещено.
Я тебе расскажу, как было дело. Может, станешь, как Шейнин, блатным летописцем, примеришь ее еще на кого-нибудь.
Пришло время, и рассказать об этом стало возможным.
Москва. 1919 год. В городе большинство населения — миллионеры. Жалованье рабочим и служащим выдается миллионными банкнотами. Деньги привозят в мешках на телегах. Вобла и мерзлая картошка — немыслимое лакомство, а автомобильная спиртовая смесь шла ничуть не хуже казенной водки и шустовского коньяка. С электричеством перебои, дрова — страшный дефицит, водопровод работает в четверть силы.
И, конечно, уголовники. С наступлением сумерек лучше не выходить на улицу. Да и крепкие дубовые двери и стальные замки не спасают от налетчиков.
Плохо жила Москва в девятнадцатом году. Очень плохо. И вот, чтобы хоть как-то отвлечь людей от тяжелого бытия, нарком Анатолий Луначарский решил организовать сводный концерт московских мастеров Мельпомены. Для столь ответственного мероприятия выбрали здание бывшего Дворянского собрания, ныне Колонный зал Дома союзов.
Неделю протапливали, чтобы отбить застарелый запах сырости, и убирали помещения. Лучшие силы Москвы должны были выйти на сцену. Певцы из Большого театра, музыканты, драматические актеры из Малого и Художественных театров.
Художники в фойе устроили выставку картин, вымытые люстры напоминали об ушедших временах традиционных рождественских балов, организовали буфет, в котором можно было купить бутерброды с селедкой, чай, клюквенный морс и непонятное кулинарное изделие, именуемое пирожным.
Итак, как писал классик, «театр уж полон, ложи блещут…».
Действительно, зал был забит до отказа. Военные френчи и гимнастерки вполне мирно соседствовали с костюмами-тройками, полосатыми визитками и даже смокингами.
Московские дамы поражали вечерними туалетами, закупленными во французском магазине еще до революции.
Приехали члены правительства и второе лицо в государстве — Лев Троцкий.
Народ до начала концерта непринужденно общался в фойе, штурмовал буфетную стойку, в общем, вечеруха удалась.
Безопасность высоких гостей обеспечивали сотрудники ВЧК, а всех остальных — оперативники МУРа.
Все шло неплохо. Оперативники не ожидали никаких чрезвычайных происшествий, как вдруг к ним в комнату ворвался суровый адъютант наркомвоена Троцкого и сообщил, что во время прогулки пламенного революционера по фойе среди своего народа у него украли золотые часы с репетиром на плоской, тоже золотой, цепи. Кроме того, адъютант пояснил перепуганным сотрудникам МУРа, что часы эти швейцарские, ручной сборки и стоят немереного количества денег.
Старший группы немедленно позвонил в Гнездниковский, в МУР, и в помощь оперативникам был прислан лучший опознаватель.
Теперь о такой сыскной профессии никто не помнит. А когда-то она была одной из важнейших. В 1908 году Московскую сыскную полицию возглавил А.Ф. Кошко. Он создал в структуре своей службы так называемый «летучий отряд», состоящий из опытных полицейских надзирателей. Сотрудники этого подразделения постоянно находились в городе, в основном работая по карманникам.
В структуре отряда находилось несколько опознавателей, людей с фотографической памятью. Они
