Одновременно дивизией была получена шифровка из штаба фронта.
Положение было настолько серьезным, что командующий фронтом бросил в прорыв резервную бригаду. В десять часов утра авиацию подняли в воздух, эскадрильи самолетов устремились к Гизелю.
Оленин, следуя совету Бороды, вошел в кабинет генерала Гарина после всех, когда прием был окончен и летчики, с которыми он прилетел, занятые наблюдениями за воздухом, забыли о нем. Только когда подошла дежурная машина и вновь прибывшие полезли с вещами в ее кузов, на крыльце появился расстроенный Оленин. В ответ на приглашение Бороды скорее садиться покачал головой и помахал перед собой какой-то бумажкой.
– Еду в Грозный. Если выдержу испытания в барокамере, завтра вернусь. Решение генерала! – крикнул он.
Зная, что в барокамере врачи будут проверять выносливость летчика при подъеме на высоту, Остап пожелал Оленину выдержать все испытания, перекрыть все высотные рекорды.
Спустившись в крутую балку, машина повернула вправо и начала подъем. Навстречу попался санитарный автомобиль. Из открытого окна кабины высунулась русая девичья головка и с любопытством посмотрела на проезжавших.
Перевалив через бугор, летчики въехали на аэродром И на его обочине увидели лежавший на фюзеляже самолет. Несколько человек копали под ним землю. Впереди виднелись ряды каких-то низких строений. Навстречу шагал человек в короткой меховой куртке, с огромным целлулоидным планшетом в руках. Он остановился и, прикрыв ладонью от солнца глаза, вглядывался в пассажиров. Худощавое, скуластое лицо его покрылось сеткой морщинок.
Шофер затормозил.
– Садитесь, товарищ капитан, подвезу!
Но человек в меховой куртке отказался и повернул к самолетам, выстроенным на стоянках.
– Кто это? – поинтересовался Остап.
– Штурман полка капитан Омельченко. Воздушный снайпер и разведчик, – важно ответил водитель.
Не успели прибывшие поставить в общежитии свои чемоданы и сложить вещевые мешки, как в помещение вошел довольно полный майор в кожаном реглане и тяжелых солдатских сапогах. Он поздоровался со всеми и коротко представился:
– Грабов. Комиссар полка.
Летчики зашевелились. В памяти промелькнул подбитый самолет, пролетевший над штабом дивизии. Вот он какой, Грабов!
Остап, не выдержав, спросил:
– Так это ваша машина лежит на животе за аэродромом?
– Да. Моя «звездочка».
– Как же вы на такой избитой машине летали?
– Как летал? Плохо летал. Раз подбили, значит летал плохо, – повторил Грабов.
Летчики переглянулись. А Грабов, чуть помолчав, добавил:
– Плохо потому, что добираться до базы на честном слове дело ненадежное. Это героизм кажущийся, как мне думается… Рекомендую избегать его…
– Вы что же, нарочно подставили машину под немецкие снаряды? – снова спросил Остап.
Грабов чуть заметно усмехнулся.
– Нарочно не нарочно, а причина проста: заход на цель построен был неправильно. Цель находится в узком ущелье, кругом теснота. Но радиус разворота «ила» все же позволяет делать более крутой левый поворот. А мы заладили с утра – правый да правый. Подставляем сами животы под огонь. Немец пристрелялся, вот и приходится расплачиваться за штамп. Вечером приходите на капе, я сделаю подробный разбор этого вылета. Коммунисты среди вас есть?
– Я, младший лейтенант Пуля, – сказал Остап.
– Младший лейтенант Борода, – пробасил Борода и, смутившись под внимательным взглядом Грабова, добавил: – кандидат…
– Ну хорошо. С вами я еще поговорю, когда вернусь с задания. Личные дела отнесите в штаб, майору Гудову. Командиру полка представитесь вечером, сейчас он в воздухе.
«Вот это комиссар!» – с восхищением подумал Остап и, подтолкнув Бороду локтем, показал глазами на Грабова и шепотом спросил:
– Как тебе нравится политинформация с самокритикой?
Борода тихо ответил:
– Дельно… Честно сказал об ошибках, по-партийному.
Грабов, услышав шепот, спросил, не утомились ли летчики с дороги, и, получив отрицательный ответ, сказал:
– Тогда за дело. Отправляйтесь прямо на стоянку к инженеру. Он займется с вами по материальной части. А знакомиться с вами ближе будем в воздухе, над целью, под зенитным огнем.
– Вот замечательно! – воскликнул Остап, надевая пилотку. – Как говорится, «с корабля на бал»…
На следующий день к полудню, когда штурман Омельченко проводил с вновь прибывшими занятия по изучению района будущих боевых действий, появился Оленин. Вид у него был расстроенный. Встреченный улыбающимся Остапом, он хмуро поздоровался.
