действительности, то почему не предположить, что разговор тоже имел место быть?
Я лежу и пытаюсь восстановить его в памяти. Не скажу, что я помню дословно, однако основное все же вспоминается. Достаточно для того, чтобы сделать кое-какие выводы. Вот они.
Я нахожусь под охраной незнакомого человека. Ему на смену должно прийти какое-то «золотко». Судя по всему, руководит ими обоими некий Долохов. Мой сторож его боится. Видимо, и мне тоже следует бояться этого самого Долохова.
Эта фамилия мне ничего не говорит. В принципе я не понимаю, почему я должна опасаться Долохова. Однако раньше мне не приходилось бояться и людей в железнодорожной форме! С некоторых пор все изменилось. Конечно, я по-прежнему не могу понять некоторых событий в своей жизни, увязать причину и следствие, однако у меня есть одно совершенно стойкое убеждение: с той минуты, как я выпила воды из пластиковой бутылки в третьем купе восьмого вагона, мир сошел с ума и ополчился против меня. Помню все те лихорадочные размышления, которыми я себя изводила в купе. С тех пор они не стали более логичными, я по-прежнему ничего не могу объяснить. Загадок за то время, что я провела без сознания, еще прибавилось!
А ведь, между прочим, человек, который охраняет меня, пребывает в уверенности, что я все еще без сознания. Не стоит его разубеждать. Ведь из ненароком услышанного разговора я поняла, что мой страж должен скоро уйти на работу, где он в два часа обязан быть «как штык». Интересно, кем он работает? Киллером? Палачом? Может быть, он охранник в тюрьме, но иногда берет, так сказать, подряды на дом? Или он просто дилетант, которого нанял этот ужасный Долохов? А «золотко»? Очевидно, она в этом «подразделении» старшая по званию, судя по тому, каким заискивающим тоном говорил с ней мой сторож. А может, просто грозная супружница? «Золотко» где-то задерживается, на поминках какого-то Хромова… упокой, господи, душу того человека, царство ему небесное и вечная память. Ведь благодаря ему у меня, кажется, скоро будет время для маневра…
Этот сторож уйдет. «Золотко» появится не сразу. Вдруг мне удастся удрать отсюда?! Я обязательно должна удрать! Любой ценой!
Забывшись, делаю резкое движение – и обмираю от страха, уловив совсем рядом затаенное дыхание. Ч-черт! Это мой страж насторожился, когда я дернулась. Чувствую его напряженный взгляд. Боюсь, что веки задрожат и выдадут меня, невероятным усилием пытаюсь расслабить лицевые мышцы, но ничего не получается. Тогда я просто поворачиваюсь на бок, словно хочу устроиться поудобнее, и таким образом оказываюсь лежащей спиной к сторожу.
Но ощущение его пристального взгляда меня не оставляет. Может быть, похрапеть немножко, чтобы добавить правдоподобия в ситуацию? Хотя храпеть надо было, пока на спине лежала, на боку-то люди вряд ли храпят. Ладно, просто буду лежать тихо-тихо, авось этот тип поверит, что я просто так повернулась, для удобства.
Как медленно тянется время! Помнится, в вагоне я делила секунду на доли. Жуткое ощущение! Именно тогда усатый железнодорожник заглянул в купе, понял, что я очнулась, и принялся меня караулить, чтобы пресечь попытку к бегству. И пресек, что характерно. Весьма радикально пресек!
А что, интересно, сделает этот сторож, если заподозрит, что я не сплю и не валяюсь в бессознанке? Наверное, просто свяжет, чтобы лежала как бревнышко и послушно ждала неведомого Долохова.
Да кто он такой, черт бы его побрал? Ему-то чего от меня надо?!
А что надо было железнодорожнику? Кстати, может, его фамилия и есть Долохов?
Наверняка! Значит, он меня нашел там, куда выбросил, и держит теперь взаперти.
Почему? Чем я ему опасна? За что он хочет свалить на меня убийство того человека в купе?
Я с трудом удерживаю дрожь ужаса, которая так и рвется изнутри. Мысли пугают, будоражат меня, мучают. Я больше не могу сдерживать страх! Еще мгновение – и…
– Девушка? – раздается рядом осторожный шепот. – Вы спите?
Подавляю совершенно кретинское желание ответить «да». Лежу и соплю в две дырочки, изо всех сил стараясь делать это как можно более ровно и спокойно.
– Девушка, вы меня слышите?
«Нет!» – почти срывается с моих губ. Но я играю в старую детскую игру: «Да» и «нет» не говорите, черное с белым не берите!» Молчу. Молчу и вслушиваюсь в каждый звук. И напряженным слухом различаю наконец легкий шелест шагов, отдаляющихся от дивана – или на чем я там лежу. Потом какую-то возню – видимо, в прихожей. Осторожное пощелкиванье замков. Стук двери. Снова щелканье замков. И наконец – тишина!
Кажется, он ушел и караул снят!
Однако я не вскакиваю, радуясь свободе, а лежу, как лежала, подозревая подвох. Сама не знаю, что меня насторожило. Видимо, за эту безумную ночь чувства так обострились, что я слышу не только ушами, а всем существом: я по-прежнему не одна в квартире! Лежу и лежу, внимая каждому трепетанию воздуха. И мое терпение наконец-то вознаграждено! Я снова слышу удаляющиеся шаги, снова хлопает дверь – теперь уже громче, откровенней, и замки поворачиваются порезвей. И вот теперь в комнате воцаряется тишина одиночества.
Ай да ну! Ай да хитер оказался мой сторож. Только я его все же перехитрила. «Ты хитер, а я хитрей, и кусаюсь я больней». Не помню, что это, откуда, какой-то стишок из детства. Но я его перехитрила, факт! Осталось только «укусить больней» – то есть сбежать.
Вскакиваю с дивана – оказывается, я лежала на большом кожаном светло-бежевом диване, – и мчусь в прихожую, но тотчас замечаю, что я босиком, в одних носках. Мои сапоги стоят в уголке, в гостиной.
Обуваюсь. Сдергиваю со спинки стула куртку и проверяю карманы. Сколько я могу вспомнить, все на месте. Паспорт, ключи, кошелек, щетка для волос, косметичка, носовой платок и даже пакетик с запасными трусиками. Отлично, во всяком случае, меня не ограбили, а только хотели убить!
Теперь слинять отсюда – и как можно скорей!
Однако одного взгляда на дверь вполне достаточно, чтобы погасить мой порыв. Она огромная, массивная, сплошная, на ней укреплена вместо ручки какая-то круглая штучка, еще я вижу темную пластину размером со спичечный коробок – и все, больше ничего, никаких признаков замков, которые можно отпереть. Однако я слышала, как мой сторож тут чем-то скрежетал. Наверное, нужны ключи… А куда их
