жалостливую глупышку. Очень ловко. И заслужила награду.
Жаклин упала на колени и схватила его руку. Поднесла ее к губам:
– Ты помилуешь меня? Меня и Надира? Поклянись!
– Да, только что ты купила его и свою жизнь, я клянусь в этом, – снисходительно кивнул Мюрат, который лгал в своей жизни столько раз, что теперь, зная, что нарушит очередную клятву, он лишь философски пожимал плечами: еще одна ложь, еще одно клятвопреступление не сделают его большим злодеем. – Потому встань и утри слезы. Тебе нужно привести в порядок лицо. Ты немного перестаралась, рыдая перед этой русской хитрюгой и изображая из себя жертву обезумевшего Мюрата.
Он хохотнул, помогая подняться Жаклин, и она усмехнулась в ответ, но опустила глаза, в которых промелькнула тщательно скрываемая жаркая ненависть, что не осталось не замеченным Мюратом.
«Нет ничего, что ускользнуло бы от меня!» – подумал он самодовольно, не показывая, впрочем, виду, что все увидел.
Ему нужно было хорошее настроение Жаклин. Ведь ей предстояло принимать с ним гостей. Пусть преисполнится уверенности, что теперь они с Надиром получили шанс на жизнь и, очень может быть, на счастье. Когда торжество кончится, Мюрат разделается с ними. А пока сила Надира ему еще пригодится. Если бы Охотников пришел на праздник, Мюрат вынудил бы его посмотреть оскорбительный спектакль про Карагеза, а потом, выманив из общего собрания, захватил бы в плен… и закончил бы то, что следовало завершить еще там, на Кавказе. Но сначала он хотел получить назад то, что когда-то украл у него Охотников, это раз, а во-вторых, мечтал уничтожить смертельного врага, показав, как его любовница молит о совокуплении с ним, Мюратом.
Но русская девка оказалась достойна своего любовника! Тварь тверже кремня! Мало того что умудрилась устоять против прельстительных снадобий Айше, – еще и нацарапала жалобу на Мюрата русскому царю!
Когда Надир доложил господину, что пленница что-то пишет украдкой, Мюрат возликовал: он думал, что послание адресовано Охотникову. Мюрату так хотелось прочитать эти мольбы о спасении. Потом, когда Охотников уже окажется в его руках, он чаял прочитать ненавистному врагу жалобы Марьи Романовны вслух, прежде чем прикончить его. Однако эта дура написала царю!
Ну и ладно. Хватит забавляться с ними: девкой пора или овладеть, или убить ее, Охотникова нужно захватить!
Он раздвинул шторы пошире и приотворил окно. В кабинете топился камин, и свежее дуновение было приятно, однако Жаклин взглянула на своего господина изумленно. Мюрат ненавидел холод, а теперь норовит уйти и оставить окно открытым. Выстудится же все.
И эти нехитрые мысли Жаклин были понятны Мюрату. Он не стал пояснять, что приоткрытое окно кабинета – дверь мышеловки, в которую должна прошмыгнуть глупая мышь: Охотников.
Ему стало смешно, что человек, носящий такую фамилию, скоро сам станет дичью. Впрочем, Охотников уже ею стал! Он влезет в мышеловку, потому что каждый его помысел, каждый его шаг заранее известен прозорливому Мюрату.
Радуясь, что все складывается так удачно, Мюрат вышел из кабинета и двинулся по коридору, приобнимая Жаклин и твердо веря, что звезды на его стороне, потому что он всемогущ и всеведущ.
А между тем он был излишне самонадеян, думая, что замечает все и ничто не может ускользнуть от его внимания. Так, например, он не увидел, как по коридору скользнула некая женщина. Она посмотрела на удаляющихся Мюрата и Жаклин – и с ненавистью плюнула им вслед.
Это была Лушенька. Зябко поводя голыми плечами – она по-прежнему носила тот же унизительный рабский наряд, в каком предстала несколько дней назад перед Марьей Романовной, – девушка потянула незапертую дверь кабинета (Мюрат был убежден, что никто не осмелится войти в его святая святых!) и осторожно ступила внутрь.
Пока Мюрат говорил с Жаклин в кабинете, Лушенька подглядывала в замочную скважину. Не разобрав ни одного слова (и говорили тихо, и не понимала она по-французски), она все же увидела, как Мюрат сунул в секретер какую-то окровавленную тряпицу. Эту тряпицу незадолго до того Жаклин вынесла из комнаты, где держали в заточении Марью Романовну.
При мысли о бывшей хозяйке слезы навернулись на глаза Лушеньки. Ах, все вышло не так, не так, как мечталось! Айше обещала, что Лушеньку возьмет на свое ложе господин, а между тем он на нее даже и не взглянул ни разу, она для него одна рабыня из многих. Как хотелось отомстить Айше! Как хотелось искупить вину перед Марьей Романовной! Ведь Лушенька предала ее от злости на то, что хозяйка не подпустила к ней Нил Нилыча Порошина! Конечно, Марья Романовна думала, что сделает как лучше, а меж тем Лушенька мечтала стать любовницей управляющего и получить в свои руки если не власть и богатство, то хотя бы какой-то надежный достаток. Она ушла бы из горничных, жила бы в свое удовольствие, ночью тешила бы вялую плоть Порошина, а днем уж как-нибудь находила бы себе тайное удовольствие на стороне (небось любовнице управляющего ни один молодец из деревенских не отказал бы!), и никто, в том числе Марья Романовна, не смел бы обращаться с ней, как с обычной деревенской девкой.
Да, так мечталось. А что вышло?!
Лушенька сердито утерла слезы и повернула ключик, торчащий в замке секретера.
Вытащила лоскут.
Батюшки, страсти какие! Неужто кровью сие писано? Лушеньку немножечко учили грамоте, но тут при ее скудных знаниях разобрать ни слова было невозможно. Повертев лоскут так и эдак, она призадумалась: что с ним делать? Выбросить? Положить на место? А может, Марье Романовне вернуть? Уж наверняка она не хотела бы, чтобы этот лоскут попал к хозяину!
Да, надо забрать и вернуть.
Лушенька прикрыла секретер, а лоскут хотела было сунуть за пазуху, да вот беда – какая пазуха при такой одежде. Тогда она спрятала послание, натуго свернув его, за пояс, надеясь, что успеет донести до хозяйки, как вдруг с ужасом увидела, что дверь в кабинет начала приоткрываться.
Господи! Она попалась!
Лушенька в жутком страхе метнулась к окну, которое, на ее счастье, оказалось приотворено, и еле-еле успела просунуть наружу лоскут и разжать пальцы.
И замерла за тяжелой портьерой, молясь, чтобы ее не заметили.
Кто-то вошел в кабинет. Лушенька ничего не видела, но по тяжелому запаху кедрового масла узнала Керима. Этот бабоватый скопец выливал на себя драгоценное масло флаконами, Лушенька сама видела, оттого и разило от него невыносимо. Казалось бы, должен сладостно благоухать, а хотелось нос зажать.
Керим постоял-постоял на пороге – и вышел, прикрыв за собой дверь.
Лушенька мысленно сотворила крестное знамение и на цыпочках понеслась к выходу. О незапертом окне она даже не вспомнила.
Сначала девушка долго прислушивалась, прильнув ухом к двери, потом уловила-таки удаляющиеся шаги Керима и облегченно вздохнула: кажется, ей удастся выбраться незамеченной. Жаль, конечно, что пропал странный лоскут, но уж выглядывать из окна и смотреть, куда он упал, Лушенька не стала. Господь один раз ее уберег, а второй может и не уберечь!
Скорей надо бежать отсюда, ни на что иное времени не тратя, вот что нужно делать!
И Лушенька выскользнула из кабинета. Керим, голова которого в круглом красном тюрбане важно покачивалась в такт тяжелым шагам, неспешно шел по коридору. Лушенька бросилась в противоположную сторону, благодаря небеса за то, что спаслась.
Она не подумала о том, что Керим может обернуться!
А он обернулся…
Обернулся – и увидел русскую рабыню, которая со всех ног улепетывала по коридору.
Откуда она взялась, озадачился Керим? Коридор только что был пуст. Неужели… неужели не почудился ему подозрительный шорох в кабинете хозяина? Неужто эта русская сорока была там?
Но зачем?!
В окнах дворца рано зажглись яркие огни, но они не манили Охотникова. Парадную часть дома он успел осмотреть снаружи еще днем, когда выгружал дрова около ворот. Десятник наверняка остался недоволен таким работником: отнес всего одну вязанку, а за второй не явился. Небось
