еще не поздно отработать обратный ход. Киска ведь не сумеет удержать Алёну, если она вдруг бросится наутек. Да и не станет удерживать, если швырнуть в качестве отступного бумажник ее благоверного…
Или все же станет?
Впрочем, проверять, как будет действовать девица, наша героиня не намеревалась. Она не повернула назад, а пошла вперед.
Минуя приотворенную дверь с табличкой «Солярий», из-за которой слышалось гудение вентилятора, Алёна бросила туда взгляд и увидела очень бледного молодого человека в черном. Очевидно, тот ждал своей очереди загорать. Вид у него был ужасно болезненный, и поднабрать ультрафиолета ему бы очень даже не помешает.
Дохляк, конечно, редкостный. В случае чего на его помощь рассчитывать нечего.
Нет, никакого «случая чего» не должно произойти, не надо нагонять негатив!
А вот и туалет. К своему огорчению, Алёна убедилась, что в нем тоже атмосферу создает исключительно кондиционер и окон, через которые можно было бы удрать, нету.
На нужное время наша героиня задержалась в туалете, а потом вышла, вернулась в холл к Киске, и та снова провела ее в кабинетик диагностики. Алёна села в единственное кресло, которое, как ей было известно по посещениям других косметических и массажных салонов, легким движением руки превращается в элегантную кушетку.
Телефон в сумке зазвонил. Егор!
– Ну что, девица-красавица, – весело произнес частный детектив, – посмейте только упрекнуть меня в неоперативности! Я все разузнал. Есть время выслушать?
– Разумеется, – быстро сказала Алёна, хотя Коротков мог явиться в любой момент.
Егор начал рассказывать. Она слушала, иной раз удивленно восклицая, иной раз смеясь или неодобрительно качая головой. А в общем-то, в который раз убеждалась, что с помощью элементарной догадливости, умения логически мыслить и простейшего жизненного опыта можно выяснить очень многое, даже не прибегая к услугам информаторов. Кажется, к таким выводам приходила и небезызвестная мисс Марпл… С одной стороны, это невольно возникшее сравнение польстило Алёне, с другой – огорчило ее, ведь мисс Марпл была хоть и милая, но очень старенькая леди, а назвать нашу героиню старухой могла лишь какая-нибудь совершенно безмозглая злопыхательница лет семнадцати-восемнадцати от роду. С третьей стороны – если бы молодость знала…
Наконец Егор отключился. Едва Алёна успела убрать телефон, как за дверью послышались шаги и голос Короткова:
– Где она?
Ответа Киски писательница не слышала: наверное, та лишь махнула рукой на кабинет диагностики. Дверь резко распахнулась, и в тесноту комнатушки ворвался Корoтков, рявкнув с порога:
– Гони мои деньги, сука!
– От суки слышу, – хладнокровно ответила Алёна и покрепче взялась за бока компьютера.
Ах да, мы забыли сообщить, что, едва заслышав шаги Командора… то есть, извините, шаги Короткова за дверью, наша героиня, со свойственными ей проницательностью и дедуктивными способностями, о которых мы уже упоминали, примерно прикинула, что сейчас может произойти. Поэтому, вскочив с дивана, шмыгнула за письменный столик, под защиту компьютера, да еще взялась за него двумя руками, рассудив, что в случае сражения это будет очень даже не хилое оружие. При встрече с головой Короткова электронному мозгу, конечно, будет нанесен огромный ущерб, однако и Шуриным мозгам тоже не поздоровится!
Тут, правда, мысль об уголовной статье за превышение необходимой обороны пришла Алёне на ум, и она решила слишком сильно Короткова все же не бить. Не до смерти, словом.
Итак…
– Гони мои деньги, сука!
– От суки слышу.
– Что? – задохнулся Коротков, не ожидавший такого словесного хулиганства от интеллигентной женщины.
Воспользовавшись возникшей паузой, Алёна спокойно объяснила, что, к сожалению, бумажника у нее с собой нет.
– Как нет? – Глаза Короткова чуть, как любят писать господа беллетристы, не выскочили из орбит. – Ты же обещала, что принесешь!
– Вы мне тоже много чего обещали, – возразила Алёна. – И вообще, будьте любезны обращаться ко мне на «вы».
– Я обещал деньги отдать и отдал! – рявкнул Коротков, как эгоист и эгоцентрист игнорируя все местоимения, кроме первого лица единственного числа.
– Ага, только сразу и забрал, – кивнула Алёна. – Да еще и картину украл.
Коротков оставил это без комментариев, но голос чуть понизил:
– Ты же говорила, что…
– На «вы», плиз, – спокойно сказала Алёна, уже чувствуя, что электронный мозг компьютера останется цел и невредим.
– Вы, – проскрежетал Коротков, – говорили, что принесете деньги.
«Выходила к ним горилла, им горилла говорила, говорила им горилла, приговаривала», – вдруг вспомнила Алёна бессмертного «Бармалея». И как-то почему-то перестала бояться.
– Да, я говорила, вернее, писала в эсэмэске, что принесу деньги, но не просто так, а в обмен на информацию, – добавила Алёна. – Я готова заплатить ими, разумеется, за вычетом десяти тысяч вашего долга, – уточнила она и посмотрела на Короткова, который, надо отдать ему должное, стойко перенес «укол зонтиком», только перекосился малость (ну а кто не перекосился бы на его месте?!), – за сведения о том, кто вас ко мне подослал, или, выражаясь более доступным вам языком, кто вас на меня навел.
– Не лезла бы ты… не лезли бы
– Я не возражаю раздать всем сестрам по серьгам, – кивнула Алёна. – Мне и самой хочется, чтобы все было нормально. Но сначала я хочу повидаться с тем человеком и кое-что ему сказать. Можно с глазу на глаз, можно при свидетелях – мне, собственно, вшистко едно.
Черт знает, почему, наверное, из куража и чистой вредности она вдруг заговорила по-польски. Впрочем, «заговорила» – слишком громко сказано, по-польски Алёна знала только эти два слова, да еще совсем уж сакраментальные «дзенкуе бардзо», «пся крев», «польский гонор» и «ще Польска не сгинела». Однако на Короткова «вшистко едно» почему-то произвело впечатление.
– Ну ладно, – буркнул Шура. – Он сейчас придет. Тоже хочет с то… с вами, значит, встретиться.
В ту же минуту из приемной донесся встревоженный голос Киски:
– Погодите, вы к кому?
Коротков усмехнулся:
– А вот и он. Явился – не запылился!
Дверь открылась – и Алёна ахнула. На пороге стоял Виталий.
Вот уж кого она меньше всего ожидала увидеть… Значит, она все напутала со своей хваленой дедукцией? Выходит, так. И получилась у нее сущая индукция, а вернее всего, ерунда полная.
Виталий и Коротков! Ну и дела…
– Значит, все это подстроили вы? – не то с презрением, не то с изумлением проговорила Алёна.
Шеметов покраснел – но тоже, как недавно и Коротков, явно не от стыда, а от злости:
– Если тут кто-то что-то подстроил, так только вы! Мало того что вас черт принес куда не надо и когда не надо, так вы немилосердно вырубили меня в аэропорту! Вот уж не предполагал в женщине подобной жестокости! Ударили по голове, украли картину…
– Я вас ни по чему не ударяла, – спокойно, с полным сознанием своей невиновности (и мы все пойдем в свидетели того, что ни по чему она никого не била!) сказала писательница Алёна Дмитриева. – А что касается картины, то я ее купила, вы же ее у меня украли. Вы первый начали, покусившись на чужое имущество. А я всего лишь возвращала свое.
– Свое! – зло повторил Виталий. – Что б вы понимали, что тут свое, а что чужое!
