Юлия отвернулась от окна, зажмурилась до боли, потом поглядела в стену, на которой бежали- сплетались серебристые причудливые узоры на сиреневом фоне, потом резко повернулась – и уставилась в окно с последней надеждою.
Нет, напрасно.
Солнце, голубое небо, чистая зелень – весна-красна во всем своем великолепии.
– Ну что ж, – вслух произнесла она, пытаясь хоть в звуках своего голоса обрести что-то привычное, неизменчивое в этом преобразившемся мире, – по крайней мере, и впрямь можно уйти босиком!
– Ножки не боишься наколоть? – послышался рядом голос. Он был негромким, но Юлия так и подскочила, а потом, не глядя, ринулась в раскрытые объятия Ванды, чувствуя такое облегчение, что даже слезы хлынули из глаз.
Слава богу, она не одна на свете. Слава богу, Ванда вернулась!
Через несколько минут, после множества поцелуев, всхлипываний и бессвязных причитаний, Юлия взглянула наконец на подругу и увидела, что глаза той влажны и печальны, а лицо осунулось, щеки ввалились.
– Что с тобой? Ты была больна?
Ванда кивнула:
– Да. Тем же, чем и ты.
Юлия взглянула непонимающе, потом ахнула:
– Тебя тоже поили зулой, держали в подвале?!
– На первый вопрос – да, на второй – нет, – улыбнулась, вернее, попыталась улыбнуться Ванда. – Впрочем, и на первый – тоже не совсем да. Я сразу выпила ее слишком много – и чуть не умерла. Не описать, что со мной было, – довольно, что жива. Тогда они оставили меня в покое – все, кроме Тодора. Меня держали взаперти, а он приходил каждую ночь – иногда и днем.
– Мне кажется, я видела тебя в подвале, – задумчиво свела брови Юлия, вдруг вспомнив синие глаза, глядевшие на нее со странным выражением.
– Видела?! – так и ахнула Ванда. – Я украдкой искала тебя… И мне один раз показалось, что даже узнала, но я была тогда еще одурманена, а у тебя почему-то были черные волосы…
Юлия кивнула:
– Да. Были. И вот так же отец, наверное, глядел на меня – и не узнал, а я ничего не соображала.
– Ты знаешь? – прошептала Ванда, и слезы так и хлынули из ее глаз. – Ох, ты меня, наверное, проклинаешь, ненавидишь, это ведь я тебя заманила сюда, в эту ловушку!
Юлия только плечами пожала, и Ванда моляще прижала руки к груди:
– Пожалуйста, поверь! Я хотела как лучше, когда повела тебя в подвал. Думала спрятать надежнее. Я не могла и вообразить, что Эльжбета предаст и меня тоже. Пожалуйста, поверь мне, пожалуйста!
– Да я верю, верю! – Юлия тихонько погладила ее по мокрой от слез щеке. – Мы обе попались.
– Мы обе попались – мы обе и выберемся отсюда! – воскликнула Ванда. – Не то Эльжбета сгноит тебя в этом подвале, навеки сделает забавой Тодора!..
И осеклась. Что-то мелькнуло в ее глазах… какая-то тайная мысль. И Ванда быстро проговорила:
– Нет. Я знаю: она вылечила тебя от зулы. Почему? Она хочет отпустить тебя, так? Говори скорее!
Юлия с удивлением взглянула на свою руку, в которую впились пальцы Ванды.
– Отпустить? Ничего себе! Она хочет, чтобы Тодор ушел вместе со всем табором, а меня даст ему как охранную грамоту от русских, якобы цыгане везут меня к отцу.
Губы Ванды насмешливо дрогнули:
– И ты в это веришь?!
– Настолько, что сейчас, перед твоим приходом, обдумывала, как бы удрать отсюда, не дожидаясь, пока за мной придут. Но вот беда – глянула в окно…
Ванда все мгновенно поняла:
– Да, сейчас начало апреля. Уже весна. Они украли у нас больше месяца жизни.
Больше месяца! Юлия снова почувствовала себя такой несчастной и беспомощной, что колени подогнулись, и она бессильно опустилась на кровать.
– Ну ладно, меня они держали в подвале, – проговорила глухо. – Но ты-то почему не бежала? Почему не ушла, почему не сообщила кому-нибудь из русских о том, что здесь творится?
– Из русских? – повторила Ванда медленно. – Я, полька, должна была донести на поляков – русским?!
– При чем тут поляки? Я говорю о цыганах! – удивилась Юлия.
– Но ведь это задело бы интересы моей родственницы! – запальчиво возразила Ванда. – Эльжбета – моя кузина, и…
– А я – твоя подруга, – устало проговорила Юлия. – Впрочем, это неважно. Я тебя не упрекаю, вовсе нет…
– А потом, меня же все время держали под замком! – словно спохватившись, воскликнула Ванда. – Я была заперта.
