А лучше бы опроверг. Потому что эта догадка была пугающей и имела она отношение не к любви, а к смерти. Строго говоря, это
— Ну, я… — Он сохранял этот свой прочувствованный, извиняющийся, насквозь, по мнению Алёны, фальшивый «адвокатский» тон. — Понимаешь, я прочел твой роман, ну, тот, который ты мне подарила…
— И он тебе не понравился? — обиженно спросила Алёна… обиду ей, честно говоря, разыгрывать не понадобилось, потому что она и в самом деле очень болезненно воспринимала любые инвективы в адрес своих книжек. — Ну… понимаешь… я вообще-то пишу для женщин, это так называемые дамские романы… мужчинам мои книги, как правило, в принципе не нравятся…
— Да именно в мужчинах как раз и дело, — сердито сказал Илья. — Я читал — и видел в каждом поступке героини тебя, узнавал тебя, я понимал, что ты описываешь не выдуманные какие-то приключения, а свои собственные, и эти мужчины, с которыми твоя героиня… по сути — ты — встречаешься… это ведь тоже реальные люди, верно?
— Батюшки-светы! — искренне изумилась Алёна. — Ты что, приревновал меня к ним?!
— Не то чтобы… — пробормотал Илья. — Просто я подумал: совсем не хочу внезапно обнаружить, что я тоже попал на страницы какого-нибудь твоего отвязного романа, описан один в один, во всех тонкостях, со всеми моими интимными привычками, стонами в постели и любимыми словечками. Ну, может быть, ты позаботишься дать мне другое имя, назовешь меня, к примеру, Яковом…
— Яковом! — возмущенно воскликнула Алёна, однако Илья ее не слушал:
— …а все остальное будет схоже, как две капли воды, и в герое-любовнике все узнают…
— Ты изрядно преувеличиваешь мою известность и читаемость, — перебила Алёна, которой уже стала мешать эта, с позволения сказать, лапша, которую Илья старательно навешивал ей на уши. — А что, тебя так заботит твоя репутация? Твой моральный облик? Ну давай договоримся, что я опишу тебя не героем-любовником, а отъявленным злодеем. Убийцей — хочешь?
— Убийцей? — холодно повторил Илья. — Вряд ли я потяну эту роль.
— А по-моему, вполне. Особенно если у тебя будет подходящий сообщник, который в момент убийства отвлечет на себя внимание жертвы. Например, брат.
Собака — та, которую сажают в ловушку в далекой амурской тайге, чтобы поймать тигра, — должна громко лаять, чтобы привлечь хищника… она и лает — от страха. Но за каким чертом так громко лает писательница Дмитриева, частный детектив по совместительству, — знает кто-нибудь? Такое впечатление, что этого не знает даже она сама.
— Какой еще брат?! — зло спросил Илья.
— Ну, какой-нибудь, — легкомысленно ответила Алёна. — Вообще брат. В моем романе у тебя будет младший брат. И сестра, которая окажется похожа на него, как Виола на Себастьяна. Читал Шекспира, «Двенадцатую ночь»? А впрочем, обойдемся и без Виолы. Хватит с нас Себастьяна, верно? При надобности он вполне сыграет роль Виолы. Будет переодеваться то в женскую одежду, то в мужскую.
— Ну надо же, — голос Ильи звучал странно, он говорил словно бы через силу, — я-то думал, у тебя только эротическая фантазия работает без передышки, а оказывается, и криминальная? А кого я убью в твоем романе? И зачем?
— Зачем — я еще не решила, — сообщила Алёна. — Но кого, могу рассказать.
— Погоди минутку, — вдруг прервал ее Илья, — у меня разговор по другой линии. — Не отключайся. Что случилось, Лерон? А, черт!
Его голос смолк. Алёна поняла, что он переключился на параллельный разговор, а досадливое «А, черт!» относилось к тому, что Илья обратился к Лерон, еще не отключившись от Алёны.
Интересная обмолвка… итак, ему позвонила Лерон? Загадочно. По идее сделать это должна была Ларисса. То есть, так казалось Алёне. Лерон — при чем тут вообще Лерон? Какое отношение она имеет к Илье? А впрочем, она ведь член семьи Сахаровых — Шестаковых. Так что какая разница, кто звонит Илье, Ларисса или Лерон, какая разница, кто трубит общий сбор! Главное, что сообщники в опасности…
Алёна выключила телефон и принялась собираться. Где-то тут у нее была одна штучка, которую непременно нужно прихватить с собой к Смешарину. Кстати: он назначил Алёне встречу через два часа, но это вовсе не значит, что она намеревается прибыть именно в это время. Говорят, что точность — вежливость королей. Ну, это не для нас, господа аристократы. Вышли мы все из народа, дети семьи трудовой…
Мобильный запел. Ага, номер засекречен. Ну и сиди себе в секрете, адвокат Илья Вишневский!
Телефон звонил дважды, потом, после небольшого перерыва, подал голос снова. Номер определился, но он был незнаком Алёне. Похоже, адвокат Вишневский смекнул, что больше на его анонимность Алёна не отреагирует. Но, видать, душит парня любопытство, очень хочется узнать, что она там намерена накалякать в своем новом романе…
— Алло?
— Мы не закончили разговор о новом сюжете, — с места в карьер начал Илья, конечно, не знавший, что на лице его знакомой писательницы появилась улыбка, которую можно было назвать и торжествующей, и презрительной. В том смысле, что в ней смешались оба эти выражения. — Так за что мой прототип убьет этого злодея?
— Да нет, это ты будешь его прототипом, — уточнила Алёна. — А он будет твоим прообразом. Кстати, почему ты решил, что он убьет именно злодея? Может, ты убьешь хорошего, доброго человека, безобидного работягу, который возит себе загадочное каменье херь из деревни Правобережной и потихоньку сплавляет в магазинчик, который так и называется: «Красная херь»…
Илья помолчал, потом холодно осведомился — а не сошла ли Алёна с ума? И добавил, что он слышал, будто писательница Дмитриева испытывает лютое отвращение в неформальной лексике и декларирует это во всех своих интервью и романах.
— Какая же это неформальная лексика? — удивилась Алёна. — Это фольклор! Так в Правобережной называют некий красный камень, очень ценный. Можно сказать — драгоценный. Одна высокообразованная дама, в молодости носившая фамилию Коржакова, потом вышедшая за некоего Шестакова, а затем вернувшаяся к девичьей фамилии — Сахарова, уверяла, будто это всего-навсего эрратив от слова шерл.
— Эрратив? — низким, севшим от ярости голосом проговорил Илья. — Значит, эрратив?! Куда ты лезешь? Ты с ума не сошла? Ты лезешь в такую херь! И это, чтоб ты знала, совершенно никакой не эрратив!
Он отключился так резко, что Алёна подумала: если бы они говорили по обычному телефону, Илья швырнул бы трубку на рычаг с такой силой, что пластмасса непременно треснула бы.
Ей давно уже было не по себе, а сейчас стало и вовсе хе… шерлово, скажем так, чтобы подтвердить ее репутацию борца с неформальной лексикой. Вспомнилась житейская мудрость: хочешь вывести человека из себя и спровоцировать на неожиданный, неосторожный поступок — скажи ему с умным видом что-нибудь непонятное. Илья из себя вышел… куда он придет теперь? Надо надеяться, именно туда, где его будет ждать Алёна Дмитриева. Правда, ждать она его будет отнюдь не с распростертыми объятиями, на это надеяться нечего!
Она сохранила номер телефона Ильи в памяти своего мобильного и поставила в список игнорируемых. Доселе списка, собственно, не существовало, ну, так пора его оформить. Ничего, это будет Илье хорошей плюхой: увидеть на своем дисплее надпись — «Ваш номер игнорируется». Как и чем бы ни закончилась эта история, с Ильей — всяко финиш, поэтому с ним можно не церемониться.
Так, пора в путь! До дома Смешарина минут сорок пешком, даже если идти вразвалку, но именно этого Алёна не собиралась делать. Ей хотелось прибыть на место встречи, которое изменить нельзя, не только как можно скорее, но и в целости и сохранности. Поэтому она позвонила по телефону 2116-116 в «Новое такси» и вызвала машину «прямо сейчас». На вопрос: «Куда поедем?» — она назвала точный адрес Смешарина. Как бы там ни сложились дела, теперь есть люди, совершенно точно знающие, куда направилась писательница Дмитриева, эта сорвиголова. Поджилки у сорвиголовы малость дрожали, что
