И все. Никакой подписи.
– Ну вот! – вскрикнул Хоботов. – Все ясно. Простушка-горничная либо кухарка представила нам чудный образец простонародной эпистолы…
– Что-то у меня такое впечатление, ваше превосходительство, – бесцеремонно перебил его Смольников, – будто этот образец эпистолы не к нашему веку относится, а к временам куда более ранним. На мой взгляд, такое письмо не какая-то современная горничная, а бедная Лиза своему Эрасту могла писать, вернее, Наталья, боярская дочь, этому, как его там… – Он досадливо прищелкнул пальцами, и я не выдержала, подсказала:
– Алексею!
– Вот именно! – воскликнул Смольников. – Здесь все нарочитое. Каждое слово надумано. Клюква и очень развесистая литературная клюква! Вы скажете, конечно, что этаким пиитическим штилем могла изъясняться «писем писательница», подделываясь под простонародную речь… Ну что же, не исключено. Вот бы отыскать ее. Глядишь, она и припомнит несчастную влюбленную горничную.
– Надо будет агентов ваших послать, Михаил Илларионович, – обернулся Птицын к начальнику сыскной полиции, и тот буркнул согласно:
– Сделаем!
– Следует также опросить в Дубенках: к кому приезжали гости из Нижнего с 19 на 20 августа, – продолжал городской прокурор.
– А что, господа, ежели письмо – само собой, а убийство – само собой? – вдруг подал голос давно молчавший Петровский. – Как выражаются господа сочинители, мухи отдельно, а котлеты – отдельно? И мы разрабатываем ложный след?
И тут… тут случилось нечто. Все собравшиеся обернулись и разом уставились на меня! Они ждали от меня ответа!
Я замерла – ни вздохнуть, ни охнуть. Но вовсе не от страха перед тем, что меня сейчас обвинят: зачем, дескать, я подтолкнула их к разработке (да еще потребовавшей стольких усилий!) ложной версии. Нет, дело вовсе не в страхе! Я внезапно вспомнила то, что должно было воскреснуть в моей памяти гораздо раньше.
Внезапный звонок Луизе Вильбушевич… загадочные слова о квартирной хозяйке, которая заявила в полицию…
Как я могла забыть об этом? Меня может извинить одно: то потрясение, которое я испытала в объятиях (необходимо подчеркнуть –
– Неважно, что нет подписи, – выпалила я, наконец-то на собственном опыте испытав, что ощутил некто Ньютон, когда ему на голову внезапно свалилось увесистое яблоко. – Кажется, я знаю автора сего письма. Но…
Тут я замялась. Ньютону было легче: вот оно, яблоко, упало – и делай с ним что хочешь. Все его видят. Мои же догадки – пока что лишь мои догадки. Им необходимо более весомое подтверждение. Его нелегко добыть – нелегко, но возможно!
– Да что же вы замолчали, Елизавета Васильевна? – чуть ли не закричал от нетерпения прокурор. – Досказывайте, коли начали! Что вам известно?!
– Прежде чем я дорасскажу все, что знаю, позвольте просить вас, ваше превосходительство, исполнить две мои просьбы, – выпалила я, дивясь своей наглости.
– Какие? – нетерпеливо спросил он.
– Первое – надобно соединиться с начальником телефонной станции и попросить, чтобы он выяснил у своих подчиненных, откуда, от какого абонента имел место быть телефонный звонок на квартиру господ Ярошенко в половине шестого вечера сего дня.
Сейчас прокурор возмутится…
Нет. Снял трубку телефона, постучал по рычагу и произнес:
– Говорит Птицын. Барышня, немедленно соедините меня с начальником вашей станции Аверкиевым.
Соединение последовало и в самом деле незамедлительно.
– Флориан Ардальонович? – проговорил городской прокурор. – Доброго здоровья. Узнал меня? Извини, обойдемся без приличностей и любезностей. Дело к тебе спешное, сверхсекретное…
Меня всегда изумляло имя начальника нашей телефонной станции. Но сейчас я почти не обратила на него внимания, потому что меня поразила внезапная догадка.
– И еще, ваше превосходительство! – выкрикнула я заполошно. – Попросите у господина Аверкиева, пусть узнает: часты ли перекрестные звонки между этими двумя абонентами, квартирой Ярошенко и тем
