– Да меня ничуть не смущает это дурацкое родство, – ухмыльнулся Гарольд, – мой брат мне еще ближе по крови, чем вы, а нас это не остановило!
– Как, твой брат Чарльз тоже… – заикнулся Гембори изумленно. – А впрочем, что тут удивительного, когда то мы с твоим отцом тоже утешали друг друга, пока интересы семьи не вынудили его жениться.
– Ну так что же вы удивляетесь? – пожал мощными плечами Гарольд. – Значит, это у нас семейное. Однако вы с отцом ловко таились! Или это все осталось в прошлом? А что, у вас в самом деле была любовь? Ну, я хочу сказать, что мы с Чарльзом занимались этим только из за того, что оба не любим женщин. Но мне нравился совсем другой юноша, наш грум. Чарльз тоже за кем то увивался, но ему не повезло, а я своего Джона все же заполучил! – Он довольно захохотал. – А вы были влюблены в моего отца?
– Нет, моей первой любовью стал другой, – признался Гембори. – Однако он был омерзительно нормален, и когда я подступил к нему с объяснениями, избил меня, чуть не изувечил.
– И это сошло ему с рук? – возмущенно возопил Гарольд.
– Как бы не так! – зло оскалился Гембори. – Конечно, я не мог пустить в ход кулаки, он был настоящий Геркулес, но я отомстил иначе… спустя много лет. Ты слышал, что месть – это такое блюдо, которое вкуснее всего есть остывшим? Я насладился им вполне. Я обвинил его и его жену в шпионаже, и благодаря моему анонимному посланию они угодили в тюрьму.
– Постойте! – ахнул Гарольд. – Это Сторман?! Это Сторман и его жена?! Так они на самом деле не шпионы?
– Совершенно верно, – важно кивнул Гембори.
Афоня зажала рот руками. Ей захотелось схватить совок с угольями, распахнуть дверь – и швырнуть их в лицо сэра Уильяма. Подлый бесстыдный клеветник!
– Чудная месть! Я пью за вас! – Гарольд воздел бутылку. – От души надеюсь, что родители этой омерзительной девки Атенаис сгниют в темницах Тауэра!
– Да нет, им повезло, – проворчал Гембори. – У меня не хватило доказательств, чтобы подтвердить обвинения. Думаю, они уже на свободе.
– Ого! – потрясенно воскликнул Гарольд. – Так значит, вы просто обвели Бекетова и Атенаис вокруг пальца? Значит, родителям этой девчонки ничто не угрожало?
– Ровным счетом, – огорченно кивнул Гембори. – Но погоди… Я чую запах дыма… Или мне кажется?
Афоня, которая от мгновенного облегчения вовсе обессилела, потянула носом. Да, в самом деле… запах дыма!
Она обернулась – и ахнула: под раскаленным совком затлел ковер, покрывавший пол в коридоре, и не просто затлел, а загорелся… сухой, пыльный, он стал роскошной пищей для огня, который уже добежал до середины коридора.
Гембори двинулся к двери – Афоня услышала его шаги. Схватила совок и в два прыжка оказалась в фехтовальном зале. Немедля пересекла его, вскочила на подоконник и выбралась на галерейку. И только тут, остановившись, чтобы перевести спертый от волнения дух, она возблагодарила бога за то, что очистил ее напоследок от угрызений совести. Ее отец и мать на свободе. Им ничто не угрожает! Гембори лгал! Они живы и будут жить!
Ей стало так легко и свободно, что она не чувствовала никакого зла на Гембори. Он был бессилен причинить кому то вред… он был смешон с этой своей стариковской постыдной страстью к собственному племяннику. Он вызывал только отвращение и брезгливость, более ничего.
Однако медлить нельзя. Гембори, конечно, заметил, что ковер горит, и понял, что это произошло только что. Дай бог, если он сочтет, что виновен какой то нерадивый слуга… но нет, он хитер, и ум его проворен! Медлить нельзя.
И тут Афоня поняла, что не ошиблась – из фехтовальной залы слышались шаги и голоса. За ней погоня. А окно открыто! Они поймут, куда побежал злоумышленник. Нельзя медлить!
Она метнулась по галерее к окну Линара. Церемониться было некогда… Сильным ударом ноги по раме она заставила створки распахнуться. Каким то чудом стекла не вылетели, но шуму случилось много.
Впрочем, Афоня об этом не думала. Она вскочила внутрь комнаты, сильным взмахом расшвыряла по комнате угли, стараясь, чтобы часть попала на письменный стол, а часть на одежду, разбросанную по стульям. И шмыгнула в огромный платяной шкаф у стены прежде, чем проснувшийся Линар успел высунуть голову из за полога.
Он дико завизжал, увидев огонь, и Афоня, неплотно притворившая дверцу, уже была готова выскочить и заткнуть ему рот. Сейчас сбегутся слуги… Да, послышалась беготня по коридору и на галерее.
– Линар! – раздался задыхающийся голос Гембори, и Афоня поняла, что он заглядывает в окно со стороны галереи. – Сюда! Спасайтесь! В доме пожар!
– Мою комнату подожгли! – закричал Линар. – Кто то бросил в окно горящие уголья и убежал!
– Убежал? – недоверчиво спросил Гембори. – Вы уверены?
– Вы сумасшедший! – истерически заорал Линар. – Не думаете же вы, что я прячу поджигателя в своем платяном шкафу?!
– Выбирайтесь отсюда! – закричал Гембори. – Коридор полон дыма, лезьте сюда, на галерею!
– Я не смогу, у меня ревматизм! Мои колени… – бессвязно закричал Линар.
– Залезьте на стул и дайте руку, – вскричал Гембори. – Я помогу вам!
Линар понесся было к окну.
«А бумаги?! – чуть не вскрикнула Афоня. – Неужели он со страху про все забудет?!»
– Моя шкатулка! – вдруг закричал Линар. – Мои драгоценности! Мои бумаги!
– Ну так хватайте их и лезьте сюда, болван! – закричал Гембори.
– Нет, уйдите! Вы только и ждете, чтобы ограбить меня! – простонал Линар. – Я уверен, что вы это нарочно затеяли, чтобы вызнать, где я держу письмо императрицы. Да я лучше сгорю, чем отдам его вам! В нем залог моего будущего!
– Да пропади она пропадом, эта фальшивка, вместе с вами, – закричал Гембори. – У меня есть дела поважнее, чем спасать вас.
В доме царила великая суматоха. Афоня понимала, что огонь не мог добраться до официальных покоев, до кабинета Гембори, даже до его спальни не мог. У Гарольда вряд ли хранилось что то важное, поэтому единственно ценными документами здесь обладал только Линар, и лишь ему следовало суетиться.
– Откройте, милорд! – закричал кто то, сильно колотя в дверь со стороны коридора. – Пожар! Выходите или вылезайте в окно!
«Скорей, скорей! – мысленно вскричала Афоня. – Еще минута – и спасатели набегут со стороны галереи вытаскивать Линара. И тогда мне ничего не удастся сделать!»
Дыму в комнате собиралось все больше. Бумаги на письменном столе горели костром, пылала одежда, а Линар все стоял столбом, растерянно водя глазами по сторонам и изредка истерически вскрикивая.
«Скорей! Спасайтесь!» – чуть не завопила Афоня во весь голос, с трудом сдерживая кашель, и Линар словно услышал ее мысленный призыв. Вдруг подскочил на месте, подбежал к стене и сорвал с нее картину в массивной, слишком громоздкой раме. Афоня не видела, что на ней нарисовано, да и неважно это было совершенно. Линар ударил картину об пол, рама развалилась. И Афоня увидела, что из углубления внутри выпал довольно плотный, перевязанной черной ленточкой бумажный рулон. Линар схватил его, потом пал на пол и откуда то, Афоне не было видно откуда, выдвинул небольшую шкатулку, на вид кожаную. Прижимая к себе шкатулку и бумаги, он ринулся к окну, потом осадил назад и замер перед шкафом. Перехватил шкатулку под мышку, потянулся открыть шкаф – и тут Афоня сильным толчком распахнула дверцы и выскочила так стремительно, что Линар отшатнулся и выронил шкатулку.
Золотые монеты, драгоценности раскатились в стороны. Линар взвизгнул. Афоня резким движением выхватила у него из бессильных пальцев рулон бумаг и одним прыжком оказалась на подоконнике.
Обернулась – Линар стоял, бессильно простирая к ней руки, на коленях среди разбросанных драгоценностей.
– Бегите, не то сгорите! – крикнула Афоня, поддавшись припадку жалости к этому залитому слезами лицу и несчастным глазам. В ту же секунду мощный удар сорвал дверь с петель и в комнату вбежали двое
