– Ну, это… – выдавил он. – Про то, как каторжники золото украли где-то на амурском прииске и бежали в Россию, а потом перестреляли друг друга из-за какой-то китаянки, а их клад уже в наше время разные люди ищут и пытаются друг друга со свету сжить.[14]
– Ага! – обрадовалась Алена Дмитриева. – Вижу, действительно читали мой новый роман. Только там не китаянка главная героиня, а гольдская девушка. Теперь гольдов нанайцами называют. Да, как я посмотрю, вам здорово эта китаянка, Сунь Банань, голову заморочила, если всюду китайцы мерещатся.
– Заморочила, согласен, – уныло кивнул Панкратов. – И убийство произошло, снова вы правы. И даже не одно. Причем все они касались людей, с которыми у Сунь Банань были свои счеты. А насчет байкера…
И тут он осекся, глядя в широкоформатные глазищи. Последние проблески служебной осторожности тонули в серо-голубовато-зеленоватой – черт, спроста и не определишь, какого они цвета, глазищи эти! – переменчивой глубине, тонули, без всякой надежды на спасение, но еще подергивали ручонками и ножонками, и Панкратов на всякий случай принял независимый вид и произнес:
– Вы понимаете, речь идет о служебной тайне? И вы должны дать мне слово, что…
– Что не использую доверенную мне информацию во вред расследованию? – усмехнулась Алена Дмитриева. – Даю слово, даже клянусь, если угодно… однако клянусь также и в том, что непременно опишу эту историю в сотом своем детективе. А может, и в девяносто девятом.
Панкратов подумал: может, повернуться через левое плечо – и ать-два отсюда строевым шагом, каким уходят настоящие мужчины от разных таких вот завлекательных дам? Глазищи у нее, конечно, умные… И сама, наверное, умна, как бес…
Нет, ну сущая Мата Хари! И понимаешь, что выдавать служебную тайну никак нельзя – а она сама выдается… Ох, и нагорит ему от начальства, если станет известно, услугами какого консультанта он пользовался! Прочитает товарищ начальник следственного отдела детектив Алены Дмитриевой – и…
Или товарищ начальник не читает дамских детективов? Конечно, не читает, что он, с печки упал?!
Однако вот Панкратов упал же с печки… Как говорится, жизнь заставила…
«Сотый и даже девяносто восьмой роман она напишет не раньше, чем через два года, – цепляясь за последнюю соломинку утешения, подумал он. – И даже если его начальник упадет-таки с печки и его все же прочитает, дело к тому времени будет уже давно закончено. Успешно! И наказывать меня будет не за что».
Удивительно, почему он так свято верил, что дело будет закончено непременно успешно, если он посоветуется с Аленой Дмитриевой?!
Но вот верил… надеялся…
И рассказал ей все что мог и не мог, все, что должен был и не должен. И про историю Кати с Бычихи, и про Людмилу Куницыну, и про Алексея Семикопного, и про Вторушина, и про змейку на полу в примерочной…
Алена слушала, не сводя с него глаз. Выражение их было прохладно-непроницаемым, иногда зрачки расширялись, иногда сужались, иногда взгляд словно уплывал, и тогда Панкратов начинал злиться, думая, что ей скучно, или она ничего не понимает, или не знает, что сказать, что ему посоветовать, и какой же он дурак все-таки, что начал болтать…
Ну чего она молчит, эта Мата Хари? Что сидит как истукан? Хоть бы вздохнула или что-нибудь сказала! «Ах» какое-нибудь. Или «ох». Или всплеснула бы руками и простонала: «Нет, я ничего не понимаю!»
Наконец он умолк.
Алена какое-то время смотрела на него прежним неподвижным взглядом, потом вздохнула и сказала… но совсем не то, чего ожидал Панкратов.
– В каких, вы говорите, клубах работала та женщина, что снимала квартиру, где убили байкера? Как ее звали, Тамара Хроменко, если не ошибаюсь?
– Хоменко, – поправил Панкратов. – Это она сказала, мол, теперь я Хроменко…
– Ах да, – кивнула Алена Дмитриева, которая все отлично помнила, и фамилию, и названия клубов, но просто постеснялась сразу ошеломить следователя качеством своей памяти и тем количеством мыслей и догадок, которые мгновенно родились в ее многомудрой голове. – Конечно, конечно. Вроде бы вы говорили «Роза ветров», «Ответный удар» и еще какой клуб?
– «БЗ», – ответил Панкратов. – «Боевая защита».
Алена Дмитриева кивнула. Он сказал именно то, что она ожидала услышать. Он – мужчина – выбрал то название, которое соответствовало сути борьбы. А между тем она была убеждена, что если не разгадка, то путь к ней крылся именно в другом названии.
Алене казалось это таким простым. Совершенно элементарным. Она диву давалась, как и почему Панкратов не заметил просто вопиющего совпадения. «Наверное, из-за того, что прошло довольно много времени, – решила Алена, словно отыскивая ему оправдание. – Я услышала все эти истории сразу, а он – с изрядным разрывом. Ну ничего, сейчас я ему объясню, и он все поймет».
Однако она начала издалека:
– И вы, конечно, подозреваете, что кто-то из клиентов вышеупомянутых клубов причастен к нападению на Тамару? И убеждены, что вся история была затеяна только ради ключа? А ключ понадобился для того, чтобы заманить в ту квартиру байкера?
– Ну да, подозреваю, – признался Панкратов. – Такой вывод просто на поверхности лежит, если он и вам сразу же в голову пришел.
Сказав это, он тотчас спохватился, что по смыслу выходит как-то не совсем ловко, и покраснел, но Алена Дмитриева и бровью не повела.
– Может, и лежит. А может, и не лежит, – сказала она спокойно. – Просто если убийца идет на столь безумные подвиги, чтобы завладеть ключом, а потом им не пользуется, это тоже на определенные выводы наводит. Самый простой – который опять же на поверхности! – что этот ключ ему и даром был не нужен. Понимаете? Ну вот, предположим, вы или я хотите совершить убийство, которое должно остаться в тайне. И у вас есть ключ от квартиры, куда не скоро кто-то придет. Чтобы попасть в нее, вы даже ногу сломали хозяйке! Но убийство совершаете не в квартире, где все было бы шито-крыто, труп нашли бы только, когда Тамара из больницы вышла, ну, или соседи из-за запаха забеспокоились бы, – а на лестничной площадке, рискуя быть обнаруженным. И тело не спрятали.
– Вы хотите сказать, что нападение на Тамару никакого отношения к делу не имеет?
– Может, и имеет, – пожала плечами Алена. – А может, и нет. С другой стороны, убийца мог ключ у Тамары украсть, но потом потерять его. Это, в принципе, уже детали. На самом деле не столь важно, куда девался ключ. Важней другое – что байкер пришел именно по данному адресу. Почему? Имел ли он какое-то отношение к Наталье Болдыревой, хозяйке квартиры?
– В том-то и дело, что имел. Он ее племянник.
– Странно… – протянула Алена. – Как же так вышло, что соседи его раньше не видели? Или он с тетушкой пребывал в отвратительных отношениях и ни разу ее не навещал?
– Просто дело в том, что Алексей Семикопный – не из Ха, – пояснил Панкратов. – Он в самом городе недавно поселился, раньше обитал на Третьем Воронеже, работал там в домах отдыха тренером, а на байкерские сборища на его «Kawasaki» оттуда примчаться – не вопрос. Но отношения с теткой у него, вы правы, были не самые лучшие. Какая-то старая ссора в семье, потом парень был на нее в большой обиде за то, что не позволила ему поселиться в своей квартире, и он был вынужден снимать жилье. Болдыреву понять можно: одна комната, ну куда тут здоровенного парня, да еще байкера, с его страстью к громкой музыке и прочим, так сказать, девайсам?
Алена Дмитриева усмехнулась. Она тоже любила это слово.
– Обида разрослась до невероятных размеров, когда тетушка уехала жить к сестре в Благовещенск, а квартиру предпочла сдавать, но племянника туда все же не поселила. Опять же ее можно понять – хотела получить подспорье к пенсии. И похоже, что байкера нашего туда заманили, сообщив ему от имени тетки: она-де решение свое изменила и готова отдать ему ключи от хаты. Он пришел и…
– И нарвался на ухаб, – сказала Алена, вспомнив байкера Федора и его оглушительный голос.
– В смысле на пулю, – уточнил Панкратов.
– Ну да, – согласилась писательница. – Но это уже детали. Итак, что мы имеем? Мы имеем три убийства трех разных людей, чьи пути в разное время пересеклись с путем китаянки, Сунь Банань Вторушиной.
– Если быть абсолютно точным, ее полное наименование, с именем и фамилией, звучит как Сяо Сунь
