недолгий.
Вернувшись в город, Никифор Юшман собрал старших дружинников в княжеском тереме. Присутствовал на этом совете и княжич Василий.
В гриднице было довольно жарко от недавно протопленных печей. Девять думных бояр сидели на длинной скамье у бревенчатой стены, их взоры были устремлены на княжича Василия и Никифора Юшмана, сидевших на стульях напротив них. Василий вышел к боярам в длинной княжеской багрянице, расшитой золотыми узорами по круглому вороту, на груди и плечах, на нем также был широкий узорный пояс. Светловолосая голова княжича была увенчана золотой диадемой. Василий старался выглядеть серьезным и невозмутимым, но у него это плохо получалось, так как ему было непросто сдерживать свои эмоции, слыша то, о чем рассказывал Никифор Юшман.
– Разговаривал я с тремя знатными мунгалами, – молвил боярин Никифор, – причем двое послов были мужами, а третья была женщина исполинского роста. Волосы у татарской богатырши были пепельно-рыжие, заплетенные в две косы. У тех двух мужей волосы были черные и тоже в косы заплетены. Шапки у всех троих были одинаковые с острой макушкой и очень густым мехом по краям, одежды тоже были одинаковые, похожие на короткие овчинные шубы, пошитые мехом внутрь. Два мунгала разговаривали со мной по-русски, а женщина все время молчала, хотя было видно, что она понимает, о чем мы толкуем.
Бояре слушали Никифора Юшмана с величайшим вниманием, ловя каждое его слово. Оказалось, что подошедших к Козельску татар возглавляет Гуюк-хан. Это головной отряд Батыевой орды, которая двигается следом. Гуюк-хан доводится Батыю двоюродным братом.
– Послы поведали мне, что Гуюк-хан не желает зла козельчанам, – вел свою речь Никифор Юшман. – Гуюк-хан предлагает нам сдаться без боя. В этом случае татары возьмут с нас откуп в виде мехов, злата- серебра и лошадей, после чего они двинутся дальше в сторону степей. Послы заверяли меня, что всех добровольно сдавшихся мунгалы не пленят и не убивают, мол, так велит их обычай. Но тех, кто упорствует и не желает склонять голову, ждет жестокая расплата: непокорные города татары сжигают дотла, а всех жителей истребляют. При этом послы напомнили мне про Рязань, Коломну, Владимир и другие русские города, разоренные ими за отказ открыть ворота.
Гуюк-хан дал козельчанам два дня на раздумье.
– Что станем решать, бояре? – Никифор Юшман оглядел хмурые лица старших дружинников. – У Гуюк- хана наверняка войск не так много, чтобы взять наш град приступом, вот он и ведет с нами переговоры. Однако скоро к Козельску подвалит Батый со всей татарской ордой, а этот враг будет пострашнее.
В гриднице на какое-то время повисло гнетущее молчание, которое нарушил боярин Полежай.
– Пусть сперва князь скажет свое слово, – промолвил он.
Василий выпрямил спину под взглядами своих бородатых советников. На его безусом лице проступил румянец волнения. Вот он, долгожданный миг: с него, как с князя, первый спрос! Сильный враг стоит под Козельском, доселе невиданный на Руси. Ему, Василию, нужно сейчас высказать свое мнение – сдаваться или нет, – которое может стать решающим на этом совете.
– В давние времена готы-язычники, осаждая Рим, тоже уговаривали его жителей открыть ворота и откупиться от них золотом, – сказал Василий негромко, но твердо. – Не имея сил для войны, римляне уже склонялись к тому, чтобы дать готам отступное. Однако готы с помощью измены сумели ворваться в Рим и подвергли его ужасному опустошению. Безжалостная гнусная сущность готов-варваров все равно прорвалась бы наружу, даже если бы римляне сразу же приняли их условия сдачи. Не золота жаждали готы, выступив на Рим, а крови римлян. Мунгалы такие же язычники, как и готы. Я не верю их льстивым речам, бояре. Нельзя впускать мунгалов в Козельск!
Пример из далекого прошлого, вычитанный Василием из толстых латинских книг, произвел сильное впечатление на некоторых из бояр, в том числе и на Никифора Юшмана.
Увидев, что Василий встал со стула с явным намерением покинуть гридницу, Никифор Юшман спросил, почему он уходит, не дожидаясь окончания совета.
– Хоть я и князь, но всем вам гожусь в сыновья, – ответил Василий. – Не пристало мне вступать в спор со старшими. Уверен, бояре, здравомыслие и жизненный опыт помогут вам принять верное решение в сей трудный час. Я удаляюсь, дабы не смущать вас своим присутствием. Окончательное слово остается за вами, бояре.
Василий повернулся и направился к двери, за которой находилась лестница, ведущая на второй ярус терема, в его покои. Бояре проводили юного князя в полном молчании.
Едва хлопнула дверь, за которой скрылся княжич, Никифор Юшман вновь обратился к старшим дружинникам с тем же вопросом:
– Ну, други мои, что станем делать? Какой ответ дадим Гуюк-хану?
Первым взял слово Ефим Срезень, человек прямой и резкий, отчего и получивший свое прозвище. Срезнем русичи называют жесткого в суждениях человека.
– Нечего тут обсуждать, бояре, – сказал Ефим Срезень, сдвинув брови. – Мунгалы всю Залесскую Русь прошли, никому пощады не давали и нам не дадут, коль мы купимся на их обещания. Надо биться насмерть с этими язычниками узкоглазыми, а не переговоры с ними вести!
Затем высказал свое мнение боярин Увар Иванович.
– Княжич Василий верно подметил, у всех язычников душа черная, а слова лживые, – проговорил он. – Нехристи потому с нами ласково разговаривают, поскольку видят, что град наш вельми неприступен. Нельзя поддаваться на уговоры татар. Пусть-ка Гуюк-хан попробует преодолеть наши валы и стены!
С Уваром Ивановичем согласился Никифор Юшман:
– Даже Василий хоть млад годами, но и он уразумел главное, что нельзя верить словам нехристей. Не пристало и нам, седоусым мужам, идти на поводу у татарской лести. Нельзя впускать мунгалов в Козельск, это ясно как Божий день.
И тут заговорил боярин Полежай с недовольными нотками в голосе:
– Княжич наш что-то брякнул, не подумав, наплел нам что-то про взятие Рима готами, а вы все и уши развесили! – Полежай сердито оглядел всех присутствующих. – Юнец взрослым мужем показаться хочет, властелином себя мнит, потому и не желает склонять голову перед язычниками. К тому же книг начитался Василий сверх меры, слава древних царей и полководцев ему голову кружит. Однако, смею заметить, книги листать – это одно, а с татарами сражаться – это совсем другое. Гуюк-хан может и впрямь нам не опасен, бояре, но совсем скоро к Козельску подойдет Батый со всей своей силищей. Вот тогда мы и запоем Лазаря!
– Что ты предлагаешь? – с недобрым прищуром обратился к говорившему Ефим Срезень. – В ножки татарам поклониться?
– Ради спасения наших семей можно и поклониться нехристям, – сказал Полежай, смело глянув в глаза боярину Ефиму. – Против Батыги нам без подмоги не выстоять! Уж коль такие города, как Рязань и Владимир, были взяты татарами приступом, то наш град нехристи и подавно возьмут.
– Не забывай, боярин, Феодосия Игоревна и Матвей Цыба уехали просить соседних князей о помощи, – заметил Увар Иванович. – Может, кто-то из князей уже спешит к нам на выручку. А ты в панику ударился раньше времени.
– Придет к нам подмога иль не придет – это дело темное, – поморщился Полежай. – А вот что на сей час понятно и очевидно, это то, что мунгалы уже стоят под Козельском. Покуда нехристей не шибко много, однако скоро их будет здесь, как муравьев. Раскиньте мозгами, други мои, хоть град наш и на горе стоит, но ратников у нас немного. Татар же столько, что они смогут штурмовать наши стены день и ночь напролет. Не выдержать нам такой сечи. А посему предлагаю откупиться от мунгалов дарами.
К неудовольствию Никифора Юшмана, среди старших дружинников нашлись согласные с боярином Полежаем. Голоса этих людей раскололи совет надвое.
Видя, что к единому мнению собравшиеся бояре прийти не могут, Никифор Юшман предложил собрать вече. «Пусть козельчане сами выскажут, согласны они сдаться татарам или не согласны», – заявил он.
Уйдя с совета старших дружинников, Василий поднялся на второй ярус терема и постучался в светлицу к княжне Радославе. Княжна сама открыла дверь Василию.
– Здравствуй, сестрица. – Василий переступил через порог, наклонив голову в низком дверном проеме. – Чем занимаешься? Не помешал я тебе?
– Проходи, Вася, – сказала Радослава. – Ты же знаешь, я всегда рада тебя видеть. Присаживайся.
