вырвались на свободу всего семьдесят девять человек.
«Начало великому делу положено! — думал я, лежа на траве под деревом, в густой листве которого щебетали птицы. — Из ненавистной гладиаторской школы мне удалось вырваться, теперь бы еще добраться живым до Везувия».
Как выяснилось, укрыться на горе Везувий предложил самнит Клувиан, выросший в этих местах. Клувиан рассказал Криксу и Эномаю, что во времена Марсийской войны пятнадцать лет тому назад, когда легионы Суллы разбили войско самнитов на реке Сарн, то разбежавшиеся по окрестностям воины-самниты в большинстве своем были пленены или перебиты римлянами. Спаслись лишь те из самнитов, кто ушел на вершину Везувия. До них римляне добраться не смогли.
«Я бывал на Везувии еще подростком, там несложно держать оборону даже горстке смельчаков против целого войска, — рассказывал Клувиан своим собратьям по оружию. — На вершину горы ведет единственная узкая тропа, по сторонам от которой возвышаются отвесные скалы и зияют глубокие пропасти. Вдобавок, с высоты Везувия далеко видны все окрестные города и дороги, поэтому можно загодя обнаружить приближение неприятеля».
Переждав под деревьями самые знойные полуденные часы, гладиаторы двинулись в дальнейший путь, ведомые самнитом Клувианом. Какое-то время наш небольшой отряд двигался по Куманской дороге, затем, свернув в сторону, мы довольно долго петляли среди полей и оливковых рощ, переходя с одной тропы на другую. Наш проводник все время старался держаться в стороне от вилл и селений.
Наконец Клувиан вывел наш отряд на Ателланскую дорогу, которая начиналась у городка Ателлы и вела к Неаполитанскому заливу. Чтобы замести следы, Спартак приказал гладиаторам больше не грабить встречные караваны и вообще не показываться на глаза случайным путникам. Едва идущие впереди дозорные условным свистом давали сигнал, что нам навстречу двигаются всадники или едет повозка, весь наш отряд быстро скрывался в придорожных зарослях. Так мы продвигались по Ателланской дороге до наступления сумерек, преодолев за день больше десяти римских миль.
На ночь было решено остановиться в первой попавшейся вилле.
Я был так измотан этим долгим переходом, так измучен жаждой, что почти ничего не соображал. К тому же от головной боли мне просто хотелось выть волком. По полю из цветущих маков гладиаторы вышли к большой богатой усадьбе, обнесенной высоким каменным забором. Заскрипели отворяемые решетчатые ворота. Я услышал, что кто-то из гладиаторов вступил в гневную перепалку со сторожами. Потом остервенело залаяли собаки. Крикс раздраженно крикнул что-то на галльском языке. В следующий миг собачий лай перешел в предсмертный визг.
Рес заботливо помог мне сойти с коня и повел меня в дом через широкий двор, на котором длинными рядами были расставлены большие корзины и пустые бочки.
Несколько расторопных галлов выволокли из усадьбы на двор управляющего-вилика, его жену и еще каких-то слуг.
— Тихо! — прикрикнул Крикс на тучного управляющего, возмущенного тем, что галлы порвали на нем одежду. — Придержи язык, иначе умрешь!
Вилик замолк, ощутив острие кинжала у своего горла.
— Крикс, лучше обойтись без лишней крови, — заметил проходивший мимо Спартак.
Он тоже направлялся в дом, рядом с ним шел могучий Эномай.
— Кто вы такие? — спросил управляющий.
— Мы гладиаторы, — ответил Крикс. — Еще мы отныне свободные люди.
Дальнейшую беседу Крикса с виликом я не услышал. Поддерживаемый Ресом я вошел в просторный атриум, где находился небольшой бассейн для дождевой воды, расположенный под прямоугольным отверстием в потолке. Вошедшие сюда гурьбой гладиаторы столпились у бассейна, зачерпывая пригоршнями воду и жадно утоляя жажду.
Я не стал толкаться возле бассейна, прошел в глубь атриума и лег на широкую скамью у стены, расписанной фигурами женщин в длинных разноцветных одеяниях, с тщательно прибранными волосами, со снопами и сосудами в руках. Невольно я стал свидетелем сцены, которая разыгралась в атриуме, когда здесь появились Спартак и Эномай.
На шум из внутренних покоев дома вышла статная красивая матрона в длинном свободном пеплосе до пят. Ее сопровождали две молодые служанки в длинных туниках, с накидками на плечах.
— Во имя всех богов, что здесь происходит? — громкий возглас матроны, в котором не слышалось ни тени испуга, заставил гладиаторов умолкнуть.
Взоры всех устремились на черноволосую красавицу с гордым прямым носом и большими темно- карими глазами, в которых сверкало недоумение и недовольство столь поздним внезапным вторжением.
— Где вилик? — сердито вопрошала матрона. — Кто впустил вас сюда?
— Мы пришли сюда сами, госпожа, — насмешливо проговорил Эномай, сложив на груди мускулистые руки. — Мы намерены остаться здесь на ночь.
— Тебе лучше удалиться в свою спальню, госпожа, — сказал Спартак, — и не выходить оттуда до утра. А на рассвете мы уйдем.
— Так вы — беглые рабы! — вскричала матрона, и ее прекрасное лицо передернула гримаса отвращения. — Вам нет места в моем доме! Убирайтесь отсюда, мерзавцы!
— Ого! — Брови Эномая подскочили кверху. Он бросил взгляд на Спартака. — Проучить, что ли, эту надменную гарпию?
Толпившиеся вокруг гладиаторы поддержали Эномая гневными возгласами. По их лицам было видно, что они готовы растерзать гордую матрону!
— Остынь! — Спартак взял Эномая за руку. — Разве может истинная римлянка говорить иначе при виде беглых рабов. Она же так воспитана.
Эномай понимающе покивал лохматой головой и жестом повелел остальным гладиаторам угомониться.
Повинуясь приказу Спартака, служанки схватили свою красивую госпожу за руки и чуть ли не силой увели ее на женскую половину дома.
Появившийся в атриуме Крикс заговорил со Спартаком и Эномаем возбужденно-злорадным голосом:
— Друзья, знаете, кому принадлежит эта вилла? — Крикс торжествующе усмехнулся. — От вилика я узнал, что этой виллой владеет сенатор Гней Корнелий Долабелла.
— Надо же, лучший друг Лентула Батиата! — изумился Эномай. — Поразительный случай!
— Но главная удача состоит в том, что сейчас на вилле находится жена сенатора Долабеллы, Фабия! — Крикс рассмеялся, сверкнув крепкими белыми зубами. — Вилик сказал мне, что Фабия остановилась здесь на несколько дней по пути в Байи. Надо поскорее схватить эту патрицианку, пока она ни о чем не догадывается!
— Мы уже видели Фабию, дружище. — Спартак мягко тронул Крикса за плечо. — Фабия приходила сюда с видом разгневанной Гекаты. Я велел ей успокоиться и идти почивать. Ни к чему нам слушать ее сердитые вопли. Не правда ли, Эномай? — Спартак взглянул на Эномая.
Эномай согласно закивал головой, проговорив:
— Да, ни к чему нам эти бабьи крики. Слушай, Крикс, надо накормить людей, позаботиться о раненых, найти чистую одежду. Где этот вилик?
— Сейчас придет, — ответил Крикс. — Я приказал ему выпустить из эргастула всех невольников, угодивших туда за какие-либо провинности. А Фабию вы напрасно пощадили, друзья! — недовольно добавил Крикс. — Я сорвал бы с нее одежды и отдал бы ее на потеху рабам, прозябающим в цепях в здешнем подземелье. Ваше милосердие мне непонятно, братья.
Вилик собрал слуг и поваров, которые приготовили для проголодавшихся гладиаторов обильный ужин, накрыв на столы в триклинии. Вино развязало гладиаторам языки, они сыпали скабрезными шутками, похваляясь друг перед другом. Кое-кто из них то и дело награждал шлепками пониже спины служанок, подносивших им новые горячие кушанья.
На это застолье были приглашены и рабы, освобожденные из темницы. Их было трое. Исхудавшие от постоянного недоедания, почерневшие на солнце, со следами от розги на спине и плечах, они с жадностью
