набросились на еду. Глядеть без сострадания на этих изможденных людей было невозможно. Один из них, по имени Никанор, выкладывал гладиаторам все свои накопившиеся обиды на управляющего, который, по его словам, истязает невольников не только за малейшие провинности, но даже за брошенный искоса взгляд.
Крикс повелел привести вилика в триклиний, чтобы немедленно судить его за жестокость.
Вилик с бесстрастным лицом и трясущимися руками выслушал свой смертный приговор. Крикс махнул рукой, и кто-то из длинноволосых галлов тут же заколол управляющего ударом ножа в сердце. Мертвое тело вилика галлы выволокли во двор.
Крикс хотел было осудить на смерть и троих надсмотрщиков, избивавших рабов по приказу вилика, но, как выяснилось, те успели сбежать с виллы, воспользовавшись темнотой и суматохой. Вместе с надсмотрщиками сбежали куда-то в поля два сторожа, конюх, жена и сын вилика.
После ужина гладиаторы разошлись по разным комнатам, устраиваясь на ночлег. Спартак перед тем, как лечь спать, выставил двух дозорных и отобрал еще двоих, которым предстояло сменить их через три часа.
Я лег спать в атриуме на скамье, поскольку здесь было не так душно. Рядом на другой скамье устроился Рес, завернувшись в плащ.
Посреди ночи я проснулся от какого-то смутного шума. Мне показалось, что кто-то торопливо прошел через атриум к выходу во двор. Открыв глаза и подняв голову, я услышал чьи-то удаляющиеся шаги и успел заметить в полумраке два мужских силуэта, которые исчезли в дверях, выходивших на двор. До меня донеслись приглушенные мужские голоса, среди которых я сразу узнал голос Крикса. Еще я услышал тихий вскрик женщины, прерванный так, словно ей силой закрыли рот ладонью.
Я сел, свесив ноги на холодный каменный пол. Первая мысль, мелькнувшая у меня в голове, была о патрицианке Фабии. Похоже, Крикс вознамерился учинить над ней самосуд! Что же мне делать? Бежать, разбудить Спартака или самому попытаться помешать Криксу?
Я кинулся к спящему Ресу и растолкал его.
Выслушав мои сбивчивые объяснения и видя мое намерение помочь Фабии, Рес велел мне поспешить, мол, Крикс долго церемониться не станет.
— Беги вслед за Криксом, — сказал мне Рес, — а я сбегаю за Спартаком. Только Спартак может остановить Крикса.
Не надевая сандалий, я выбежал из атриума, освещенного пламенем двух масляных светильников, на темный двор. Ночной мрак уже начал рассеиваться. Небо на востоке порозовело, первые робкие лучи утреннего солнца пронзили причудливые перистые облака, прозрачные, как вуаль невесты.
Виллу окутывала тишина. Только из конюшни доносились какие-то непонятные звуки.
Перешагнув через бездыханное тело вилика, я почти бегом устремился к конюшне, стараясь не шлепать по камням босыми ногами. Я сильно трусил, так как знал, каков бывает Крикс в гневе. Однако желание спасти от смерти прекрасную Фабию перебороло мой страх.
Приоткрыв ворота конюшни, я тихо проскользнул внутрь.
Конюшня была не очень большая, с пятью деревянными стойлами. Четыре стойла были заняты лошадьми гнедой масти. Хотя было видно, что пол недавно был вымыт, решетки и кормушки содержатся в чистоте, в воздухе тем не менее стоял резкий запах конского навоза и конской мочи. Здесь было жарко и сыро, почти как в бане. Бледный утренний свет, проникая через три узких окна, тремя косыми лучами пронизывал сгустившийся сумрак под высоким потолком. На подставке у стены стоял горящий светильник, озаряя неверным желтоватым светом вороха сена и двух гладиаторов, Крикса и Брезовира. У их ног на раскиданных по полу охапках сена лежала обнаженная Фабия со связанными за спиной руками.
Притаившись за деревянным столбом, поддерживавшим потолочную балку, я немного успокоился, увидев, что Фабии грозит насилие, а не смерть. Чего еще следовало ожидать от похотливого Крикса, подумал я.
Крикс уже снял с себя тунику, собираясь насытить свою похоть, когда в конюшне появился Спартак, заспанный и недовольный. Вместе с ним пришел Рес.
Намерение Крикса и Брезовира надругаться над Фабией не вызвало у Спартака никаких отрицательных эмоций. Спартак отчитал меня и Реса за то, что мы побеспокоили его из-за пустяка. Крикс же заверил Спартака, что у него и в мыслях нет убивать Фабию, он просто потискает ее немного.
«Клянусь богами, эта гордячка должна вкусить унижений!» — злобно обронил при этом Крикс.
Утром, когда наш отряд собрался выступить в дальнейший путь, между Криксом и Спартаком вспыхнула нешуточная перепалка. Крикс заявил, что возьмет Фабию с собой на Везувий, мол, отныне она будет его рабыней. Эта затея Крикса понравилась Брезовиру и прочим гладиаторам-галлам.
— Супруг Фабии весьма влиятельный человек в Риме, — молвил Спартак Криксу. — Сенатор Долабелла сделает все, чтобы отнять у нас свою жену, ради этого он организует за нами погоню и будет идти за нами по пятам. Сами по себе мы просто беглые рабы, и ловить нас входит в обязанность властей Капуи. Если мы прихватим с собой жену сенатора, то тем самым ополчим против себя уже римские власти, а это чревато для нас самыми худшими последствиями.
— Ты можешь не задерживаться на Везувии, если боишься мести Долабеллы, — ответил Крикс Спартаку. — Ты волен укрыться в Луканских горах или податься в леса близ Нолы и искать там свою Ифесу, брат. Я не боюсь ни Долабеллы, ни Лентула Батиата! Мне плевать и на весь римский сенат! Фабия будет мыть мне ноги и ублажать меня на ложе по ночам. Римляне могут убить меня, но перед тем, как умереть, я своей рукой зарежу Фабию.
Эномаю с трудом удалось уговорить Спартака закрыть глаза на эту внезапную прихоть Крикса.
— Если мы перессоримся и разбежимся в разные стороны, так нас будет легче переловить, — сказал Эномай. — Можете не сомневаться, друзья, капуанцы уже приняли меры для нашей поимки. Нам надо поскорее добраться до Везувия.
Вместе с отрядом гладиаторов к Везувию решили идти семеро рабов с виллы сенатора Долабеллы. Спартак велел забрать всех лошадей из конюшни и нагрузить их корзинами с провизией. Гладиаторы также взяли на вилле всю теплую одежду, ножи, топоры и косы.
Наш отряд продвигался по извилистым дорогам, местами пересекая пшеничные поля и живописные холмы, обходя стороной любое жилье. К концу дня мы, наконец, добрались до подножия Везувия и оказались на дороге, которая тянулась через лес по склону горы в сторону города Помпеи. Пройдя по этой дороге около двух миль, наш проводник Клувиан свернул на тропу, уходившую вверх по склону среди густых зарослей орешника, мирта и дикой вишни. Тропа то начинала петлять между нагромождениями из белых скал, то углублялась в тенистые дебри — лавровые деревья, вязы и дикие маслины росли здесь на каждом шагу, увитые плющом и цветущими плетями ползучего левкоя.
Вдалеке, над лиловыми вершинами Апеннин, катилось по голубому небу раскаленное солнце, его горячие лучи, прорываясь сквозь густую завесу из ветвей, жгли нам лица и плечи, слепили глаза. Подъем становился все круче, а обступавшие нас скалы все мрачнее. Духота сменилась прохладой, царящей на вершине Везувия.
Преодолев за полтора часа трудности подъема, наш отряд, обремененный лошадьми с поклажей, добрался до широкой площадки, образованной застывшей вулканической лавой. Рядом возвышались, уходя в небесную синь, три острых заснеженных пика. Еще один снежный пик, самый высокий и величественный, вздымался за глубокой пропастью, заслоняя от нас свет солнца. Эта вулканическая площадка была расположена примерно на двести метров ниже главных вершин Везувия. С одной стороны от нее шла вниз по довольно крутому склону извилистая тропа. С другой стороны высились неприступные скалы. С третьей и четвертой сторон зияли обрывы, обрамленные бурыми, белыми и пепельно-серыми каменными пластами. С кромки обрыва открывался завораживающий вид на лесистые склоны Везувия, на залитые солнцем поля, луга, оливковые рощи и виноградники. Это были цветущие области Нолы и Нуцерии, тянувшиеся до зеленых склонов Апеннинских гор, видневшихся на горизонте.
Среди скал был обнаружен узкий и довольно глубокий грот, пройдя по которому можно было оказаться в пещере. Свет в эту пещеру проникал через расщелины, образовавшиеся в каменном своде. Через пещеру можно было выйти к обрыву на южной стороне верхней площадки, откуда были видны зеленые дали приморской равнины, стекающая с холмов река Сарн, город Помпеи на берегу реки и другой городок Стабии на морском побережье. Ультрамариновая гладь обширного Неаполитанского залива,
