друзья. Квинт Цицерон пребывает во вражде со своим знаменитым братом-оратором. По слухам, тот обделил его наследством после смерти их отца. Дело это давнее и темное!
Глава вторая
Дубовый венок
Во времена Цезаря римский легион подразделялся на десять когорт, каждая когорта состояла из трех манипулов, а манипул состоял из двух центурий. Тактической единицей были когорта и манипул; центурия никогда отдельно не действовала. Численность центурии составляла 60–70 человек. В манипуле соответственно было около четырехсот воинов, а в легионе – три с половиной тысячи легионеров.
Центурионы в римском войске подразделялись на старших и младших. Младший центурион стоял во главе одной центурии. Старший центурион командовал одной центурией и одновременно всем манипулом. Такой военачальник назывался центурион-примипил, то есть командир над двумя центуриями. Среди центурионов-примипилов тоже существовала некая иерархия, высшими среди них считались те, кто стоял во главе первой центурии и первого манипула. В каждом римском легионе имелся один такой центурион высшего ранга, имевший доступ на военный совет к полководцу.
Именно таким центурионом был и Тит Пулион, известный своим мужеством всему десятому легиону.
Лагерь десятого легиона под Эпоредией имел стандартную четырехугольную немного вытянутую форму. Лагерь был окружен рвом и валом с частоколом. Через весь римский стан проходили две главные улицы, пересекавшиеся в центре под прямым углом. Из них Преторианская улица делила лагерь в длину на две половины, левую и правую, и оканчивалась двумя воротами: Преторианскими и Декуманскими. Вторая улица называлась Принципианская, она была вдвое шире первой и разделяла лагерь на переднюю и заднюю половины. Оканчивалась Принципианская улица также двумя воротами: Правыми и Левыми.
Главное место лагеря называлось преторием, здесь стоял шатер полководца. Перед шатром помещался алтарь для жертвоприношений. Справа от шатра полководца находилась палатка квестора. Слева – трибунал, земляное возвышение, покрытое дерном, с которого полководец обращался к войску с речью и производил суд. Напротив трибунала была площадь – форум лагеря, служивший для собрания воинов. Преторий находился в самом центре лагеря на пересечении Преторианской и Принципианской улиц.
Налево от лагерного форума и направо от квесториума стояли рядами палатки для военачальников и телохранителей полководца. Палатки пеших легионеров также длинными рядами занимали все пространство лагеря между Преторианскими воротами и Принципианской улицей. Палатки конных воинов и обоз располагались с другой стороны лагеря между преторием и Декуманскими воротами.
Палатки состояли из деревянного остова, который обтягивался грубым полотном и выделанной кожей. Начиная с центуриона каждый военачальник имел собственную палатку. Простые воины размещались по десять человек в каждой палатке: один из них был «старшим» над ними и назывался деканом. Оптионы, помощники центурионов, также имели одну палатку на десять человек.
Палатки первой когорты десятого легиона были расположены вдоль Преторианской улицы напротив палаток военных трибунов, отделенных от них широкой Принципианской улицей. По сути дела, это тоже был центр лагеря.
Моими соседями по палатке оказались легионеры зрелого возраста, немногословные и покрытые шрамами. Рядом с ними я выглядел зеленым юнцом. По молчаливым переглядываниям между этими бывалыми воинами было понятно, что мне тут не очень-то рады.
– Авфидий, зачем ты привел сюда этого бледного юношу? – недовольно обратился к оптиону, указавшему мне мое место в палатке, седовласый одноглазый легионер. – Ты ничего не перепутал?
– Нет, не перепутал! – огрызнулся Авфидий. – Этого юношу определил сюда сам Тит Пулион. Уж он-то знает, что делает!
Одноглазый пожал плечами и с хмурой миной на лице отошел в сторону.
– Это декан Авл Сикул, – шепнул мне Авфидий, кивнув на одноглазого. – Сварливый человек, но воин хоть куда! Теперь он твой непосредственный начальник, как и я, как и Тит Пулион.
Авфидий удалился.
Войдя в палатку, я стал раскладывать свою постель на свободном месте у задней холщовой стенки. «Не многовато ли надо мной начальников, черт побери! – думал я при этом. – Я хоть и самый молодой в этом десятке, но мальчиком на побегушках быть не намерен!»
Когда я сложил в палатке свои вещи, ко мне подошел Авл Сикул и объяснил сдержанно-недовольным голосом, как нужно ставить щит у правой внешней стенки палатки, как устанавливать копье в общей пирамиде из других копий, как надлежит обращаться к старшему по званию и как отдавать ему честь.
Жест отдавания чести у римских воинов очень напоминал нацистское приветствие, введенное Адольфом Гитлером для штурм-команд и частей СС. Нужно было ударить себя правым кулаком в грудь и резко выбросить руку вперед, распрямив при этом ладонь.
Еще Авл Сикул поведал мне, что воины первого манипула первой когорты освобождены от всех лагерных работ, у них была лишь одна обязанность в стане – нести днем и ночью караул возле шатра полководца. Воины из прочих когорт легиона были обязаны нести стражу у лагерных ворот и на валу. Караулы от заката до восхода солнца менялись четыре раза. Всякий раз смена караула происходила по сигналу трубача, время для смены часовых военачальники определяли по клепсидре, водяным часам. В соответствии с этим «ночью» в римском войске считалось время приблизительно от шести вечера до шести утра. В дневное время, соответственно с шести утра до шести вечера, караулы тоже менялись четыре раза. Для ночных страж каждый вечер полководцем давался пароль.
Побудка и отбой происходили в римском стане по сигналу трубы.
Военные музыканты в римском войске также имели различия между собой. Тубицины, к примеру, подавали сигналы к атаке или к отступлению непосредственно в бою. Они играли на тубе, длинной прямой медной трубке, издававшей очень протяжный звук. Корницины повторяли сигналы, данные тубой, передавая их по манипулам. Музыкальным инструментом корницинов был корн – почти круглый медный рог с довольно хриплым звучанием. Буцинаторы играли на буцине, небольшом рожке, посредством которого давались сигналы для смены караулов, подъема и отбоя. Тонкое гудение буцины во время стоянки было постоянно на слуху у римских воинов.
Первый день в римском лагере пролетел для меня очень быстро.
Уже лежа в палатке после сигнала отхода ко сну, я восстановил в памяти события последних дней, которые и привели меня из Рима в Цизальпинскую Галлию.
Пронырливый Белкин очень скоро расчухал, что я заглядываю домой к куртизанке Поллии не ради нее, а встречаюсь там с матерью Октавиана. «Теперь-то мне ясно, почему ты не хочешь убивать Октавиана, – заявил мне Белкин. – Между ним и тобой стоит прекрасная Аттия! Ты втрескался в Аттию, как придурок, позабыв обо всем на свете! Там, в будущем, от тебя ждут действий и выполнения задания, а ты здесь ударился в любовные приключения. Это же свинство, старик!»
Белкин принялся зудеть у меня над ухом изо дня в день, настаивая, чтобы я, наконец, одумался и приступил к тому, ради чего меня и забросили в древний Рим. Потеряв терпение, я сказал Белкину, что попытаюсь убить Цезаря, но Октавиана трогать не стану. Я живо собрался в путь, наговорив своему патрону Гаю Меммию, что мне нужно на несколько дней съездить во Фрегеллы, забрать свои деньги у тамошнего знакомого ростовщика и уладить кое-какие дела.
Прощаясь со мной и желая мне удачи в покушении на Цезаря, Белкин заверил меня, что, со своей стороны, он не улетит из древнего Рима в будущее, пока не прикончит Октавиана. «Это станет моей лептой в деле спасения России от ужасной ядерной катастрофы!» – добавил при этом Белкин.
Купив коня, я за пять дней добрался до Равенны, где вербовщики Цезаря собирали всех желающих служить под его знаменами. Цезарь располагал несметными богатствами, которые позволяли ему содержать десять легионов, постоянно их пополняя. Из Равенны меня вместе с группой других новобранцев вербовщики Цезаря отправили в лагерь десятого легиона под Эпоредией. Своего коня и большую часть денег я оставил в Равенне у одного тамошнего содержателя постоялого двора под поручительство Цезаревых вербовщиков.
Так началась моя служба в римском войске. Так я приступил к главной части своего задания.
К моему удивлению, атмосфера, царившая среди воинов десятого легиона, совсем не походила на «братство», о котором мне толковал Тит Пулион не без гордости в голосе. В легионе было довольно много новичков, не имевших военного опыта, поэтому ветераны и те из легионеров, кто хоть
