– Вставай, заговорщик хренов! – тяжело дыша, сказал я. – Твое счастье, что ты попался мне, а не кому-то другому из людей Цезаря.
Публий поднялся на ноги, его шатало от сильной усталости. На его щеках полыхали яркие пятна румянца, вызванного затратой неимоверных физических усилий. Его грудь тяжко вздымалась.
– Что, дружок, выносливости не хватает, – усмехнулся я. – Надо больше заниматься бегом и плаванием, а не философскими учениями.
– Что ты со мной сделаешь? – прохрипел Публий, утирая пот со лба. – Выдашь Цезарю?
– Мой тебе совет, дружок: сматывайся побыстрее из Кремоны, – сказал я, оглядевшись по сторонам. – И впредь не ввязывайся в такие дела! Это тебе не по плечу. Проваливай! – Я толкнул Публия в плечо.
Публий сделал два неуверенных шага, взирая на меня удивленно и недоверчиво.
– Уходи! Не медли! – повысил голос я.
Публий отвернулся и побежал по улице, стиснутой каменными изгородями и стенами высоких домов. Через минуту он скрылся за поворотом.
Глава пятая
Равенна
Зимние месяцы Цезарь обычно проводил в Равенне, самой сильной крепости в Цизальпинской Галлии.
После происшествия в портике храма Весты Цезарь приблизил меня к себе, зачислив в свои телохранители. Отправившись из Кремоны в Равенну, Цезарь взял с собой и меня. Цинна тоже прибыл в Равенну вместе с огромной толпой друзей и приближенных Цезаря.
Раненые воины из десятого легиона, получив награду от Цезаря, остались в Кремоне до полного излечения.
Досталась награда и мне. Цезарь заплатил мне пятьдесят тысяч сестерциев за то, что я спас в бою Цинну, и еще сто тысяч сестерциев за мой меткий бросок ножом.
В Равенне я и Цинна жили под одной крышей с Цезарем.
«Ну вот, из злодея я превратился в доброго ангела! – думал я, находясь подле Цезаря изо дня в день и даже иногда беседуя с ним наедине. – Что же мне делать, если от профессора Пазетти поступит приказ следовать первоначальному плану. Как мне поступить, если Белкину не удастся убедить шефа в целесообразности моего нового плана. На кону и впрямь стоит слишком много, и мои душевные терзания здесь неуместны!»
Однажды в конце декабря у Цезаря состоялось очередное застолье в честь приезда из Рима в Равенну нескольких патрициев, поссорившихся с Помпеем. Эти люди сообщили Цезарю, что в сенате идут прения по поводу того, чтобы объявить Цезаря вне закона, если к весне следующего года он не распустит свои легионы. Такое предложение выдвинул Катон. Поскольку около двадцати приверженцев Цезаря были под разными предлогами исключены из сената, у Помпея и его сторонников в сенате имеется перевес.
«Помпей и Катон, по сути дела, призывают сенат объявить войну Цезарю, – молвил Саллюстий Крисп. – Луций Домиций Агенобарб, назначенный сенатом наместником Галлии вместо Цезаря, уже собирает войско. Для чего, спрашивается? Ответ очевиден: для похода против Цезаря!»
Отказ Цезаря распустить свои легионы, если этого же не сделает Помпей, дал сенату повод для действий, к которым сторонники Помпея уже давно подспудно готовились. Назревала новая гражданская война.
Пиршество в триклинии у Цезаря постепенно превратилось в некое подобие военного совета. Там звучали речи против сената и Помпея, против Катона и оратора Цицерона, против всей Помпеевой родни, завладевшей всеми доходными местами в Римской республике.
Я присутствовал на этом застолье по желанию Цезаря, который хотел, чтобы тяготы и веселье с ним делили люди, на которых он может положиться. От выпитого вина или от духоты мне стало нехорошо. Я удалился из пиршественного зала в небольшой садик, примыкавший ко внутреннему двору. Здесь было тихо и прохладно. На фоне звездного неба черным узором темнели голые ветви высокой яблони; рядом возвышался пушистый стройный кипарис. Тонкие мраморные колонны были увиты виноградными лозами. В больших глиняных вазах, расставленных по углам садика, цвели пионы, фиалки, анемоны и розы. Каменные плиты под ногами были усыпаны сырыми опавшими листьями.
Несмотря на декабрь, было тепло. В Равенне чувствовалось влажное мягкое дыхание морского ветра, город стоял на берегу Адриатического моря.
Я опустился на мраморную скамью, на которой была расстелена длинная циновка. Мне хотелось побыть одному, чтобы привести в порядок свои мысли. Итак, совсем скоро начнутся события, о которых я много раз читал в учебниках по римской истории и видел в кинофильмах. Ныне случилось так, что мне придется стать участником этих событий на стороне Цезаря.
«Скоро Цезарь перейдет Рубикон, – думал я, – и мне придется перейти Рубикон вместе с ним. Судьба дарует мне возможность прикоснуться к славе Цезаря, стать соучастником его деяний. Недавно я спас жизнь Цезарю. Возможно, в будущем я сделаю это еще не раз. Я слишком маленький человек, чтобы пытаться изменить ход истории, такое под силу только личностям вроде Цезаря!»
Я резко обернулся, почувствовав чье-то бесшумное присутствие.
В трех шагах от меня стояла молодая женщина в длинном белом одеянии, с покрывалом на голове, похожая на мраморную статую.
– Кто ты? – спросил я, вглядываясь в лицо незнакомки.
Душа моя затрепетала от какого-то непонятного страха. У меня было ощущение, что эта женская фигура – видение, бесплотный дух. Мне захотелось отпрянуть назад, когда женщина в белом шагнула ко мне.
– Здравствуй, Андрей! – прозвучал негромкий женский голос, это было сказано по-русски.
Гибкая женская рука сбросила покрывало с головы. И я сразу узнал Мелинду, волосы которой были завиты и уложены по древнеримской моде.
Я машинально произнес в ответ: «Сальве!»
Мелинда приблизилась и села на скамью с загадочно-замкнутым выражением на лице. Поскольку я застыл столбом, глядя на нее, Мелинда потянула меня за руку и, как робкого ребенка, усадила рядом с собой.
– Я прибыла сюда, да еще так удачно, чтобы передать тебе новые инструкции от шефа, – промолвила Мелинда, не выпуская мою руку из своей руки. – Шеф пошел тебе навстречу, Андрей. Не без мучительных колебаний он согласился принять твой новый план, по которому тебе, по сути дела, предстоит стать не разрушителем, а хранителем истории. По новому заданию твоей главной задачей становится сохранение жизни Цезаря. Римская история непременно пойдет по другому пути, если Цезарь не падет от рук заговорщиков. На это и делается ставка. Понимаешь, Андрей?
Мелинда посмотрела мне в глаза, чуть стиснув мои пальцы в своей ладони.
– Конечно, понимаю! – кивнул я. – Это замечательно, что шеф поддержал мой замысел! Я уверен, Цезарь изменит Рим, установив там диктаторское правление, а вместе с Римом неизбежно изменится и окружающий мир. И эти перемены, по принципу домино, докатятся и до двадцать первого века.
После сказанного Мелиндой с души моей свалилась страшная тяжесть. Бурная радость переполняла меня, пронизала каждую клеточку моего организма. Все-таки быть созидателем и хранителем намного приятнее, чем быть убийцей и разрушителем.
Когда я сказал об этом Мелинде, она грустно улыбнулась и с печальным вздохом произнесла:
– Не думай, Андрей, что теперь ты избавлен от убийств. Если бы ты убил одного Цезаря, то вскоре вернулся бы в будущее. Теперь же ради сохранения жизни Цезаря тебе придется убить очень многих людей. Но ты сам выбрал свой жребий. – Мелинда вновь вздохнула и тихо добавила: – Мне пора возвращаться в будущее. Меня забросили сюда по очень короткой телепортационной схеме. Прощай, Андрей.
Мелинда встала и внимательно посмотрела на меня, словно хотела еще что-то мне сказать, но не решалась. Ее пальцы выскользнули из моей руки.
В следующий миг Мелинда растаяла в воздухе, оставив после себя лишь аромат французских духов, принесенный ею в глубокую древность из мира электричества и высоких технологий.
– Прощай, Мелинда! – прошептал я, коснувшись рукой того места на скамье, где она только что
