Один мой приятель на этом собаку съел. Когда-то он мне много о бриллиантах рассказывал. Цветные бриллианты называют «фантазийными» — в отличие от обычных камней, у них окраска не белая и не желтая. Они могут быть лимонными, розовыми, фиолетовыми, голубыми… Бывают такие природные уникумы, стоят бешеных денег. Но черные бриллианты… Это в последнее время они в такой моде.
Как-нибудь на досуге обрати внимание: вся ювелирка с черными бриллиантами обязательно включает и обычные, белые бриллианты. А знаешь, почему? Это довесок к цене. Или, вернее, основная составляющая цены.
Стоимость бриллианта обычно — это стоимость сырья и огранки. Но сырье для черных камней — черные алмазы — слишком дешево, их много! К тому же черные бриллианты плохо поддаются обработке. Люди почувствовали бы себя обманутыми, если б им впаривали такую дешевку с минимальной огранкой по цене действительно стоящих камней! Вот почему твой черный камень — огромный, в пять карат, не меньше, да еще такой изощренной формы… сразу вызвал подозрения.
— Но… Как ты смог все это узнать? — Даже после того, что довелось пережить, в Динке еще оставалось место удивлению. — И потом… Ведь Андрей хоронил мать… Как он мог?..
— Я читал ее завещание, детка! Она продумала все, до последней запятой! — завопил Шаров. Но еще до того, как он, размахивая руками, вознамерился рассказать, сколь тщательно Маргарита Михална скрывала от сына свои намерения, как умело срежиссировала и поставила собственные похороны, Дина, холодея от ужаса, вспомнила, что точно такую же фразу произнес Андрей, говоря о матери: «Она продумала все, до последней запятой».
— Да, я понимаю… — Динку уже слегка лихорадило: трудно привыкнуть к мысли, что обручилась мертвым прахом, что, восхищаясь роскошью женихова подарка, носила на себе чью-то могилу…
— Но… ведь Андрей! Андрей ничего не знал?! — то ли утверждая, то ли спрашивая, всхлипнула вдруг Динка, удивляя саму себя — неужели именно это так важно ей теперь?
— Все знал только один человек — адвокат матери. Вот он — посвященное лицо. Был ее правой рукой долгие годы… — Возможно, это ошибка, но ей показалось, что фотограф смотрит на нее… с жалостью.
— Андрей же его расспрашивал… И… И у него были серьезные аргументы, — припомнив свой разговор с женихом, пролепетала Дина.
Шаров усмехнулся:
— А, «профессиональная тайна»!.. Да нет, серьезные аргументы были у меня! — И он посмотрел на свои косматые лапы Кинг-Конга: — Твой миллиардер очень уважает юристов, пиетет к ним испытывает. А с меня взятки гладки — дикий, неприрученный никем, нищий фотограф. С меня даже в Гааге не сдерешь компенсацию. Так что я просто набил ему морду. И этот умненький стервец выложил мне все, до последней-распоследней профессиональной тайны.
Не удержавшись, Динка расхохоталась и впервые открыто посмотрела в глаза Шарову. И что-то случилось… Она вдруг увидела то, что никак не могла заметить раньше.
Зловредный фотограф глядел на нее с обожанием.
Она на него — с благодарностью…
— Но замуж я выйду все-таки за Андрея, — разорвав, наконец, неловкую паузу, сказала Дина. Она слегка покраснела.
— Кто бы сомневался! — усмехнулся Шаров и, встав, протянул ей ее мобильный:
— На, звони своему… Я его вызвал из Нижнего. Он уже, наверное, приземлился.
Узнав правду о кольце, подтвержденную юридическими документами, Андрей К. принял трудное решение, и черный бриллиант захоронили на Новодевичьем — в той могиле, где был когда-то закопан пустой гроб его матери.
Посетители кладбища говорят, что время от времени видят на этом месте призрак черной старухи — у нее разобиженный вид и слабый голос, которым она шепчет гадости незнакомым людям. Но с каждым новым появлением призрак делается все бледнее, словно лишается сил. Похоже, бедняге недолго осталось…
На свадьбу жених подарил Дине другое кольцо — на этот раз с изумрудом. Они вместе выбрали его в модном ювелирном салоне на Тверской улице, причем Дина на всякий случай сохранила чек. Покупая ювелирные украшения, она предпочитает точно знать историю каждого камня — мало ли?..
Что касается Павла Шарова, зловредного фотографа, то с ним Дина ни разу больше не встречалась. Вряд ли адвокат Маргариты Михайловны засудил его за нанесение тяжких побоев. Хотя это и не исключено.
Но как бы там ни было, судьба не сведет вместе этих двоих уже никогда.
Даже в виде аватаров.
Дом смертника
Странный случай произошел с молодым оперуполномоченным Вадимом Бурлаковым в мае 2001 года. Одна-единственная встреча, один разговор с незнакомым человеком совершенно перевернули его взгляды на службу в милиции. До этого работа по избранной профессии казалась Вадиму гораздо менее сложной…
В тот год Вадим только начинал работать, придя в Управление сразу после института. Тогда это был его пятый выезд на происшествие в составе оперативной бригады. Как выяснилось почти сразу по прибытии — напрасный.
Пожилую женщину никто не выкидывал из окна девятого этажа; она сама спрыгнула с подоконника, торопясь свести счеты с жизнью. О чем и сообщала написанная корявым почерком предсмертная записка.
Установив факт самоубийства, вызванная бригада немедленно покинула двор дома 16/1 по Осенней улице — у милицейских экспертов и без суицидов дел невпроворот. Изуродованные останки подняли с асфальта и отправили в морг; теперь о погибшей на этом месте женщине напоминали только бурое пятно крови и муторный запах. Смотреть больше было не на что, и взбудораженные страшным происшествием жители, поохав и поахав, разошлись по домам.
Молодому оперуполномоченному Вадиму Бурлакову поручили дожидаться запропавшего куда-то участкового, чтобы оформить как следует протокол.
Отойдя на десяток шагов в сторону от места гибели, Бурлаков спрятался в тень старой липы, присев на скамейку.
— С начала года уже третье… — вздохнул сзади чей-то тихий голос. — Скажите, а вы верите, что это самоубийство?
Оперуполномоченный резко обернулся: за спинкой скамейки, где он устроился, стоял пухленький розовощекий старичок с грозно сдвинутыми на переносице белыми бровями. Если бы не весеннее тепло на улице, не шелест свежей листвы… При взгляде на старичка любой немедленно вспоминал о елке, мандаринах и детских утренниках: внешне старик напоминал Деда Мороза. Только взгляд, пожалуй, излишне пронзителен для сказочного существа. Скорее уж, полковник в отставке.
— Что вы имеете в виду? — спросил Бурлаков.
— Я? — удивился старичок и еще сильнее насупился. — Абсолютно ничего! Я всего лишь констатирую факт: с начала года третье самоубийство. Так и запишите себе! И майор Шагрень тут абсолютно ни при чем.
— А кто такой майор Шагрень? — непонятно для чего поинтересовался опер Бурлаков. Он оглядывал двор в надежде, что наконец-то явится местный участковый. Но во дворе никого не было. Зеваки разошлись.
Старичок выступил из-за скамейки и, вальяжным жестом заставив опера подвинуться, уселся рядом с ним.
— Вы слышали, как называют этот дом? — спросил он, указывая рукой вперед. И, не дожидаясь, пока
