вместе со всеми!
Мария Николаевна смотрела то на Светлану, то на коньки.
— Ах ты хлопотунья, хлопотунья! А ты скажи, хлопотунья, почему у тебя глаза сегодня невеселые?
...Костя уже спал, когда она вернулась домой, спал на диване «начерно», подложив под голову маленькую пеструю подушку. Обычно, если он засыпал так вечером, Светлана весело его расталкивала, внушала, что нужно отвыкать от походных привычек.
Сейчас она ходила по комнате на цыпочках, потихоньку устраивалась, осторожно перешагивала через скрипучую половицу около двери — лишь бы не разбудить!
Заглянула в кастрюли на кухонном столе: ужинал он или не ужинал? Кастрюли как стояли с утра, так и стоят.
Ну и что же! Ну и пусть!
Наконец Светлана потушила лампу, юркнула под одеяло. И только тогда поняла, что Костя давно уже не спит, по дыханию его поняла. Сама постаралась дышать как можно ровнее, глубокими сонными вздохами.
— Светлана Александровна, спасибо вам за коньки!
Это было во вторник, после уроков. Накануне Володя был весь день молчаливый и мрачный. Не спрашивала его, но знала: если спросить — ответит плохо.
А сегодня какой-то удивленный. На уроках разглядывал ее, как совсем незнакомого человека. На переменах несколько раз порывался подойти, но ребята кругом — не подошел. Сейчас они стояли во дворе, у дверей школы. Светлана задержалась в учительской после уроков, но Володя дождался.
— Почему ты меня?.. Ведь это...
Хотела сказать: «Ведь это бабушка тебе...» Но если Володя благодарит, значит, знает.
— Я уже катался вчера. Вы почему на каток вчера не пришли? Вы — поэтому?
Да, конечно, поэтому. Но удивительно, как он догадался.
— Бабушка мне сказала, что вы ее просили не говорить... то есть... А что ботинки великоваты немножко — так ведь я вырасту.
— Ты надень носок потолще.
— Да, я надел.
Какое у него хорошее лицо, застенчивое и ласковое...
— Спасибо вам!
И убежал.
Костя сегодня поздно придет, у него семинар. И вчера поздно вернулся — был у товарища, по делу. Светлана проверила тетради и пошла на каток, бегала с ребятами весь вечер.
Возвращалась неторопливо. Костя уже спал или не спал? Кто его разберет! Во всяком случае, «набело». И поужинал. Ну и прекрасно!
А утром, уже в шинели, увидел, что Светлана проснулась:
— Я сегодня задержусь, у меня партсобрание.
Ледяным тоном ответила:
— Я тоже. У меня педсовет,
И вдруг сама не заметила, как сорвалась:
— Костя, это правда, что у тебя партсобрание?
Он обернулся в дверях:
— Светланка! Неужели ты мне верить перестала?
Хотел еще что-то сказать, но времени в обрез — ему же на работу. Махнул рукой и вышел.
Светлана вскочила с постели, крикнула вдогонку:
— Да верю я тебе!
Слышал ли, нет ли — неизвестно. Днем в магазине Светлана случайно встретила Володину бабушку.
— Мария Николаевна, что же вы меня выдали?
— Уж прости, дорогаинькая, не смогла ему неправду сказать.
Вот тебе, получай, педагог!
А Мария Николаевна закончила:
— Да ведь знает он, нет у меня таких денег, на пенсию живу.
Вечером был педсовет. Обсуждались итоги второй четверти.
И вдруг Ирина Петровна сказала:
— Товарищи, мне хочется обратить ваше внимание на некоторые нездоровые явления, имеющие место в нашей школе. Недавно мне стало известно, что молодой преподаватель, желая повысить успеваемость, подкупает своих учеников дорогими подарками.
Светлана покраснела так, что почувствовала — все смотрят на нее.
— Вы говорите про коньки?
— Я просила бы не перебивать меня. Да, я говорю про коньки. В прошлой четверти ученику была снижена отметка по дисциплине. Сейчас у него пятерка. Но не слишком ли дорогой ценой — я говорю и в буквальном и в переносном смысле — достигнуто это улучшение? Что же это получается, товарищи? Учиться хорошо, вести себя хорошо — за взятку?
Ирина Петровна говорила еще долго. Светлана сидела опустив глаза, еле сдерживаясь. Когда Ирина Петровна замолчала наконец, Светлана спросила:
— Можно мне?
Слова полетели с большой скоростью и, кажется, очень бессвязно.
— Этот мальчик... ему нехорошо дома... А коньки... Ирина Петровна, неужели вы не помните, как бывало в детстве?.. Какое-нибудь увлечение... для взрослого человека — пустяк, но для ребенка это становится главным в жизни. Не всегда родители понимают... У Володи Шибаева они такие — тяжелые люди.
— Да вы спокойнее,— добродушно вставил директор.
— А спокойно я не могу! Мне кажется, мы бываем иногда слишком спокойны, уравновешенны, равнодушны даже! Подарка я делать, конечно, не хотела, мне самой неприятно, что мальчик узнал. И все- таки даже теперь я не жалею, что так получилось. Растаял лед между нами! Там, на катке, растаял между нами лед!
Половины того, что нужно было сказать, не сказала. Ждала: вот сейчас накинутся с поучениями, послушно, вслед за Ириной Петровной, или, что еще хуже, будут молчать.
Но заговорила неторопливо, как все, что она делала, руководительница второго «Б», та самая, что предупреждала: «Вы нажили себе врага».
Строгое лицо, темные волосы гладко зачесаны, держится всегда очень прямо, одета — ничего не прибавишь и не убавишь. У нее даже имя красивое: Юлия. Юлия Владимировна.
— Светлана Александровна, а ведь спокойствие и уравновешенность — неплохие качества для педагога. Принимайтесь за свое дело горячо, но не горячитесь. И почему бы иногда не советоваться с товарищами? Может быть, мы бы нашли другой выход? Вот равнодушие — страшная вещь, и здесь, мне кажется, каждый должен без обиды посмотреть на свою работу со стороны. Даже не всегда равнодушие — причина: усталость, недосуг... Но мы иногда проходим мимо маленьких ребячьих трагедий, а порою и мимо больших.— Она повернулась к завучу: — «Подкуп», «взятка»... Ирина Петровна, это слишком страшные слова.
— Совершенно с вами согласен,— быстро сказал директор.— Товарищи, время позднее, мне кажется, вопрос ясен. Ирина Петровна, вот я о чем хотел вас спросить...
Он спросил о мероприятиях, намечаемых во время школьных каникул, видимо, просто чтобы дать возможность Ирине Петровне авторитетно поговорить на другую тему.
Ну и обтекаемый же человек!
Когда все стали расходиться, директор негромко сказал Светлане:
— Вы не очень спешите? Могли бы задержаться на четверть часа?
