Мама

Она завернула рукав и показала часы-браслетку.

— И, представляете, так деликатно... Я за несколько дней перед этим прибирала у него в комнате, гляжу — ящик стола неплотно прикрыт. Невольно как-то выдви­нула ящик, заглянула, а там эти часики лежат. А тут как раз сын вошел в комнату, он иногда днем дома бы­вает, у них работа такая: то в разъездах, то больше до­ма. Увидел, что я заметила часики, так, представляете себе, даже рассердился. Даже немножко пошумел на меня, я даже всплакнула, признаться. И что же вы ду­маете? В день рождения он мне преподносит часы...— У нее и теперь были слезы на глазах.— Хотел сюрприз мне сделать, а я нечаянно подсмотрела!

XXVI

Косте предложили две комнаты в другом конце го­рода, недалеко от места его службы.

— Как ты думаешь, Светлана? Комнаты чудесные, солнечные, квартира небольшая, соседи, кажется, очень приятные.

— Тебе, Костя, вставать можно будет не так рано!

— Да, конечно, мне-то очень удобно. Только вот... От школы Светланиной это, конечно, было очень да­леко. Но ведь есть и другие школы.

А уж для Димки безусловно будет гораздо лучше. Дом на окраине, сад около дома, летом никакой дачи не нужно.

Посмотрели. Понравилось. Переехали. Дом был двух­этажный, стоял в глубине двора, а сад — за домом. Нра­вы патриархальные, черный ход всегда нараспашку, парадную дверь, если кто забывал свой ключ, можно бы­ло открыть английской булавкой.

Все жильцы давно знали друг друга, звали по именам и на «ты».

Квартира все-таки оказалась довольно большая, и жильцов было много.

Первое время Константин путал имена соседей.

— Егор Иваныч? Это тот, который в халате котлеты жарит?

Когда жена Егора Ивановича работала в дневную смену, а он — вечером, ему приходилось самому стря­пать. Свои поварские обязанности он выполнял с увле­чением и даже с блеском. Иногда при этом надевал же­нин байковый халат.

С правильными чертами полнеющего лица и неболь­шой плешью, в длинном, до щиколоток, халате, Егор Иванович походил на древнего римлянина времен упадка.

Сразу понравилась Светлане Варвара Андреевна, ве­селая и приветливая.

Муж ее зарабатывал немного, и она, кроме домашних своих дел, брала на дом стирку и ходила помогать уби­раться.

— Почему вы на производство не идете? — спросила как-то Светлана.— Вы бы стахановкой были.

Она всегда любовалась, как легко, без усилия выпол­няла та самую тяжелую работу. Начнет мыть полы, два-три движения могучих ловких рук — и кухня уже вымы­та. Займется стиркой — тяжелое корыто в ее руках точно теряет свой вес. И кажется, не стирает она, а просто иг­раючи взбивает мыльную пену.

— Нет, на работу я сейчас не хочу идти. Нужно за Федюшкой приглядеть.

Федюшка — ее сын. Славный парень, утром, вечером обязательно скажет «здравствуйте» или «спокойной но­чи». Иногда говорит «здравствуйте», даже исчезая за узенькой дверью небольшого места общего пользования, и это звучит особенно трогательно.

Феде плохо даются арифметика и английский язык. Иногда на кухонном столе раскрывается задачник или учебник английского языка, и Феде начинают помогать всей квартирой.

— Светлана, вот ты, наверно, знаешь, ты скажи,— ли­цо Варвары Андреевны серьезной озабоченно,— вот здесь на странице английское слово «чип» и нарисован ко­рабль. И на той же странице нарисована овца, и она то­же «чип». Как же так? Для корабля и овцы — одно у них слово?

Федя как-то попросил:

— Светлана, вы мне не поможете решить задачу? У мамы не выходит, у папы не выходит, у Егора Иваны­ча тоже не вышла.

Светлана помогла, вернее, сделала так, что Федя, просияв, вдруг сказал:

— А ведь она не трудная! Подождите, я сейчас сам сделаю... Как Светлана здорово задачи объясняет! — восторженно сообщил он соседям.

— На том стоим. Ведь я учительница.

— Мама! — Федя помчался к матери по коридору и громким, почтительным шепотом сообщил: — Мама, она учительница!

С этого дня он стал называть Светлану по имени и отчеству.

— Если что нужно, приходи ко мне, позанимаемся.

Дело было как раз перед экзаменами. Федя прихо­дил, приносил тетради и учебники. Когда Светлана зани­малась с Федей, Варвара Андреевна забирала Димку к себе в комнату. Димка полюбил ее и часто не хотел возвращаться домой.

— А ты, Светлана, почему не работаешь?

— Да вот — Димка. С кем же его оставить?

— А хотела бы?

— Конечно, хотела бы.

— Так давай его мне. Я маленьких очень люблю.

— А ваше хозяйство?

— Какое мое хозяйство? Мое хозяйство нетрудное. Твой парень днем спит. Да и вечер на что?

Так Светлана совсем неожиданно для себя нашла клад.

В гороно обещали с осени дать первый класс. Школа недалеко. А пока решили, что Варвара Андреевна будет помогать вполсилы. Таким образом Димка приобрел половину няни, а Светлана в свободное от Димки время могла заниматься.

В конце августа, вернувшись со службы домой, Кон­стантин увидел Светлану сидящей у окна с очень серьез­ным лицом. Она высчитывала что-то, загибая пальцы на обеих руках.

— Светик, ты что?

— Постой, не сбивай!.. Костя, знаешь, кажется, не имеет смысла мне сейчас поступать в школу на работу!

— Почему?

— Потому что все равно я не доведу класс до конца учебного года, а уже в третьей четверти будет трудно.

— Почему трудно именно в третьей четверти?

Светлана подошла к нему и положила обе руки ему на плечи.

— Светланка! — сказал он.— Я, кажется, догадался... Какое будем одеяло покупать: голубое или розовое?

Друзья и знакомые реагировали по-разному. Маша — встретилась с ней в книжном магазине — сказала ободряюще:

— Ну и очень хорошо! Один ребенок — это трудный ребенок.

Шестилетняя внучка Егора Ивановича, сидя в кухне на табуретке и болтая ногами, пока дедушка котлеты жарил, серьезно заметила:

— Не понимаю, что Светлана будет делать с двумя детьми! Один убежит в коридор, а другой будет плакать!

Димке пошел третий год. Хорошо стал говорить. На­стоящими словами. Коверкает их, конечно.

Самое удивительное, что он — малышка такая! — ду­мает, соображает, накопил себе запас наблюдений, ак­тивно вмешивается в жизнь.

Вышли как-то вечером погулять. В небе месяц моло­дой узеньким серпом ярко так блестит. Димка