представители хомо сапиенс, человека разумного, естественно, заимствовали эту модель отношений у представителей животного мира…
– А вы, простите, какой предмет преподаете, зоологию? – исключительно из вредности вставила Ирина, которую на самом деле развлекал этот лекторий.
– Было бы логичнее предположить – философию, – не заметил иронии собеседник, которого Ирина про себя уже назвала Профессором. – Или социологию, к примеру. Нет, я преподаю литературу. К сожалению, мне достались часы не самого моего любимого периода, советская литература мне не близка, девятнадцатый век – это моя стихия, но штатное расписание… Простите, я отвлекся. Мы остановились на…
– Вы остановились на хомо сапиенс. И по-моему, этого вполне достаточно, – попыталась отпроситься на перемену Ирина.
– Нет-нет, прошу вас! – взмолился Профессор. – Я буду краток! Вы знаете, я опоздал родиться. Мое время – матриархат. По моему глубокому убеждению, именно такое устройство общества наиболее целесообразно, разумно и гуманно. Мне тягостно жить в нашем обществе, основанном на мужском шовинизме, причем необоснованном, мне чуждом. Мне кажется, что именно женщина, как воплощение гуманного и гармоничного начала, должна руководить и семьей, и обществом, а мужчина должен ей подчиняться, осознавая свое подчинение как разумную необходимость – только тогда он будет по- настоящему свободен!
Профессор давно уже вскочил на ноги и принялся бегать по комнате, так что Ирине приходилось крутить головой вправо-влево, как будто она наблюдала за партией в пинг-понг. Невысокий и, пожалуй, полноватый, с изрядной лысиной, стыдливо замаскированной длинными боковыми прядями, зачесанными от ушей наверх, гость двигался легко и упруго, как мячик, ловко огибая углы. Правой рукой он делал быстрые округлые движения, подчеркивая наиболее важные моменты своего выступления, и это делало его еще больше похожим на игрока в настольный теннис.
– Именно к этому, давно осознанному мной идеалу я стремился, уважаемая Ирина Ивановна. Но не находил понимания! Скажу больше, я боялся сознаться в своих взглядах кому бы то ни было, я знал, что меня не поймут, что я буду осмеян – в лучшем случае. Теперь вы понимаете, почему, прочитав ваше объявление, я был потрясен совпадением наших позиций. Вы тоже, судя по тексту, мечтаете о семье, в которой женщина отвечала бы за контакты с внешним миром, а мужчина был бы хранителем очага, преданным партнером, не претендующим на ведущую роль, ибо только женщина, на мой взгляд, может и должна определять приоритеты и принципы построения семьи как ячейки общества, уж извините за затертую, но верную метафору.
В этом месте неожиданно возникла длинная пауза. Ирина, почти убаюканная его беготней и пространной речью, не ожидала, что лекция закончится именно на этом предложении, которое, как ей показалось, было ничуть не лучше и не хуже любого предыдущего. Поэтому она не сразу поняла, что Профессор ждет от нее реакции на свое выступление. А она, как бывало в чудные студенческие годы, часть пропустила, часть не поняла, и уж, во всяком случае, не знала, что отвечать. По мере того, как молчание затягивалось, Профессор понемногу сникал, теряя запал, будто становился еще ниже ростом. На этот раз, как ему показалось, Ирина рассматривала его уже не с веселым интересом, а с некоторой брезгливостью – и он окончательно стушевался, стоял перед ней уже не как пламенный трибун, а как нашкодивший школьник перед строгой директрисой.
– Но раз это было не ваше объявление… – пошел он на попятную. – Я просто попытался объяснить свою неуместную настойчивость. Я надеялся, что вы поймете…
– Я поняла, не волнуйтесь, – обнадежила его Ирина.
– Вы поняли?! Вы правда поняли?! – Лицо Профессора вновь осветилось надеждой.
– Конечно, – холодно кивнула Ирина. – Вы голубой. Или как там у вас… ну эти, которые хотят быть женщиной…. Я не очень разбираюсь в этом вопросе.
Профессор сник и обессиленно плюхнулся в кресло.
– Вы ничего не поняли. Впрочем, как и следовало ожидать, – сказал он совсем убитым голосом. – Сейчас все испорчены примитивными спекуляциями на сексуальные темы. Секс, кровь, насилие – три кита современной массовой культуры, насаждаемой телевидением. Душевные переживания сводятся к постельным вздохам. Нет. Я не хочу быть женщиной. Я мужчина. Мужчиной родился и мужчиной умру, в этом смысле я фаталист. Но я не захватчик, не добытчик, не охотник! – Голос зазвенел, но тут же вновь стал усталым и тусклым. – И даже не рыбак, кстати. Меня тяготит навязанная мне обществом роль, и я надеялся в вашем лице найти единомышленника, чтобы построить отношения, над которыми не довлели бы общественные клише.
– Клише не делали бы что? – серьезно нахмурив брови, переспросила Ирина.
– Не довлели бы! – с вызовом ответил Профессор, уловив ее насмешку. – Вы издеваетесь, вы смеетесь надо мной. Хорошо, я объясню вам примитивным, обывательским языком. Вот это все, – он обвел руками комнату, – вот это все у вас откуда? Наверняка вы скажете «муж». Или «любовник». Или, в крайнем случае, «родители помогли». Ведь не сами же вы все это заработали!
– Сама! – вдруг неожиданно для себя вступила в дискуссию Ирина, готовая даже покривить душой против истины, уж очень разозлил ее этот невесть откуда взявшийся на ее голову сторонник матриархата. Не хватало еще перед ним исповедоваться, объяснять про совместно нажитое имущество. – Представьте себе, сама! Я умею работать и зарабатывать! И никто мне не помогал! Я сама, одна! Передача такая была, видели, «Я сама»?
– Вы сами?! – по-детски обрадовался Профессор. – Так давайте познакомимся. Мы оба одиноки – а вдруг это судьба? Спросите хотя бы, как меня зовут! Неужели вам неинтересно, ведь мы разговариваем уже так давно…
Он смотрел так просительно, что Ирина едва устояла. Ну нет, такое дурацкое знакомство не входило в ее планы. Еще чего не хватало! Побеседовали – и будет с него.
– Нет! – отчеканила Ирина. – Мне неинтересно! Мне нет никакого дела до ваших теорий и вашей, извините за резкость, болтовни! Уходите – или я вызову милицию!
– Я… Да… Наверное, вы правы… – Профессор, ссутулившись, неловко потоптался на месте и нога за ногу поплелся в прихожую. Странно, но Ирине вдруг стало его так жаль, что она даже постояла секунду в нерешительности: не вернуть ли этого безобидного в общем-то чудака? Но тут из прихожей раздался звук падающего предмета, судя по всему, тяжелого. Ирина бросилась из комнаты, щелкнула выключателем – и увидела распростертое на полу бездыханное тело.
– Та-ак… Вы что… издеваетесь?!
Гость не подавал признаков жизни.
– Вы симулянт! – не на шутку разозлилась Ирина. – С вами нельзя по-хорошему. Все! Я иду вызывать милицию.
Ирина решительно прошагала к телефону, но, выйдя из прихожей, остановилась в замешательстве. Раз ее пока еще не убили, никакая милиция не приедет, это она уже поняла. А что делать? Не силой же его вытаскивать за порог!
Поэтому раздавшийся звонок в дверь ее сперва обрадовал – вдруг это Ритка? А если еще один визитер? Поколебавшись, Ирина осторожно обошла тело Профессора, подошла к двери, бдительно изучила обстановку через дверной глазок. Разочарованно вздохнула – это была не Ритка, а соседка Евстолия Васильевна. Ну что ж, пусть Евстолия, все же лучше, чем одной с этим…
Соседка с редким именем Евстолия принадлежала к той замечательной породе женщин, чей возраст представляет собой тайну за семью печатями и они лучше откусят себе язык, чем проговорятся. Ей самой, во всяком случае, казалось, что она выглядит на сорок. Хотя до сих пор их общение ограничивалось соседским «здрасьте, до свидания», каким-то хитрым образом Евстолия Васильевна была в курсе Ирининой жизни. Так что явилась она запросто, по-соседски, в халате и тапочках на босу ногу, на голове – анекдотические бигуди (знала наверняка, что мужчин у Ирины нет и не предвидится).
– Ирочка, дорогая, с наступающим! – защебетала гостья. Она всегда щебетала, как птичка, нимало не заботясь, есть ли у аудитории настроение ее слушать. – Я хотела…
Понемногу продвигаясь вперед, Евстолия Васильевна едва не споткнулась о Профессора и отшатнулась, как крыльями всплеснув длинными рукавами халата. – Что это?!
