вторую, последнюю.
— Быстрее, быстрее!.. — торопил он своих командармов. — Не дадим барону опомниться, оглядеться, привести в порядок надломленные бегством войска. Не теряя ни одного лишнего дня — на штурм перешейков!
Были веские основания решать всю кампанию в считанные дни. Определяли позицию командующего два диаметрально противоположных потока информации, бьющие в одну точку.
Врангель сам объехал всю линию обороны и написал в приказе: «Я осмотрел укрепление Перекопа и нашел, что для защиты Крыма сделано все, что только в силах человеческих». Барон сделал для себя роковой вывод: перешейки неуязвимы; Фрунзе будет штурмовать их всю зиму и положит свою армию под Перекопом!
Намереваясь отсиживаться в Крыму до весны, Врангель задумал широкую реорганизацию своих частей. И не торопился вывести из портов Черного моря в Каркинитский залив дредноут «Генерал Алексеев», крейсеры «Генерал Корнилов», «Алмаз» и «Георгий», которые могли бы громить на первых же порах наступающие части Южного фронта с запада.
С другой стороны, обнадеживали Фрунзе донесения о моральном надломе солдат Врангеля. Их все чаще преследовала контрразведка барона, находя у них в сумках «Манифест» Демьяна Бедного, газеты Южного фронта: «Красный стрелок», «Дело победы», «На Крым». Издания московские: «Бедноту», «Правду» и «Известия». И прокламации Гусева и политотдельцев: «К солдатам армии Врангеля», «Кто наш враг?»
Важную информацию из Крыма принес молодой коренастый моряк Иван Папанин. Он на фелюге контрабандистов с превеликими трудностями совершил через Турцию переход к Фрунзе и рассказал, с каким радушием ждут Красную Армию крымские партизаны. У Врангеля, с подкреплениями кубанскими и грузинскими, набралось до 30 тысяч войска. Из них более 8000 брошены на подавление партизан, которые создали повстанческую армию в тылу барона. Эта армия взрывает мосты, пускает под откос эшелоны с продовольствием и снаряжением.
— Недавно я сам участвовал во взрыве Бешуйских копей. Подорвали крепко: лишили барона угля для железных дорог.
— А как же устраивались со взрывчаткой, с оружием? — спросил Фрунзе.
— В основном на подножном корму: из подорванных эшелонов, из трофеев после очередного налета на гарнизон. Переходили к нам целые роты беляков. Да и морем ездили.
— Куда же?
— К вам, на советский берег. Рыбаки помогали добираться до ваших частей, братки делились с нами чем могли. Теперь через Каркинитский залив путь отрезан: французы и англичане несут на кораблях неусыпную вахту…
— Ну, а какие разговоры в народе?
— Народ помалкивает, товарищ командующий: за всякое лишнее слово — петля! Но настроение сильно переломилось, когда поползли слухи, что Врангель потерял больше половины личного состава под ударом Красной Армии в Северной Таврии. Запестрели в печати бодрые интервью генералов. К примеру, Слащев сказал так: «Население полуострова может быть вполне спокойно. Армия наша настолько велика, что одной пятой ее состава хватило бы для защиты Крыма. Укрепления Сиваша и Перекопа настолько прочны, что у красного командования не хватит ни живой силы, ни технических средств для их преодоления. Войска всей красной Совдепии не страшны Крыму». Слащев — большой краснобай. А между прочим, к черноморским портам уже сбегаются людишки, которые побогаче. Метят захватить место на корабле в случае эвакуации. В Ялте и по всему Южному берегу на каждом заборе объявления о спешной продаже дачи… Так что ждут вас все: одни — с добром, другие — со страхом!..
«Великое передвижение» армий Южного фронта закончилось к 3 ноября. В тот день остатки войск генерала Кутепова разорвали кольцо и по Чонгарскому перешейку ушли в Крым. В тот же день Фрунзе выехал из Харькова, чтобы не возвращаться туда до полной победы.
Все, что отложилось в его сердце на опыте трех кампаний — в Заволжье, в Туркестане и в Северной Таврии; все, что было найдено в сотнях книг о военном искусстве, бросил он на разгром Врангеля.
Теперь он не опасался случайностей, потому что собрал войска в страшный для врага кулак, втиснул стотысячную армию со всеми службами на небольшое пространство севернее перешейков и расположил ее тремя эшелонами.
В первом эшелоне стояли две армии: 6-я — на Перекопском направлении, 4-я — на Чонгарском. Во втором эшелоне, подпирая 4-ю армию Лазаревича, держались две Конные армии: 1-я и 2-я. Эта подвижная группа фронта предназначалась для развития успеха. Позднее Фрунзе поставил ее позади 6-й армии Корка и бросил в прорыв на Перекопском перешейке вслед за 51-й дивизией Блюхера. В третьем эшелоне — возле Мелитополя — находился Уборевич с 13-й армией, составляя главный резерв командующего.
Схема великого боя за Крым, который затмил славу Ватерлоо и Аустерлица, удивительно проста, как все, что признается истинно гениальным.
С 3 ноября 1920 года почти две трети войск Фрунзе были нацелены на Чонгар. Сюда хотел нанести он главный удар силами 4-й армии и устремить в прорыв конницу Буденного и Ворошилова. Решить эту операцию можно было комплексно: обойти одновременно основные вражеские укрепления по длинной (до 120 верст) и узкой (до 3 верст) Арабатской стрелке. Русские армии знали дорогу по стрелке еще с 1737 года, когда фельдмаршал Ласси успешно зашел в тыл крымскому хану. Но тогда фельдмаршала активно поддерживал с Азовского моря адмирал Бредаль. У Фрунзе не было флота, и маневр Ласси не годился.
Уже в полевых условиях, под грохот пушечной канонады на перешейках, Михаил Васильевич «с величайшим сожалением отказался от намерения использовать для удара Арабатскую стрелку».
Теперь он решил начать главный штурм в полосе 6-й армии. И тоже комплексно: ударная группа делает прорыв на Литовский полуостров через Сиваш; Блюхер в лоб атакует бастионы Турецкого вала у Перекопа; 30-я стрелковая дивизия 6-й армии прорывает оборону Врангеля на Чонгарском направлении.
Этот план родился потому, что тот самый «бог», от которого, по словам местных стариков, зависела погода, вдруг протянул руку помощи Красной Армии в решающий час. Свежий ветер с запада погнал воду Сиваша на восток, к Геническу, и обнаружил броды.
В условиях нечеловеческих — в чистом поле, при морозе и ветре, без огня и топлива, без теплой одежды и горячей пищи, даже без махорки, как в самом бедном цыганском таборе, — с неописуемой радостью отметили герои предстоящей битвы третью годовщину Великого Октября. Митинги, клятвы: «Победа или смерть!», возгласы: «Даешь Крым!», восторженные встречи с командующим, который вместе с ними делил вся тяготы и лишения. И в ночь на 8 ноября Фрунзе двинул войска — действительно, в последний и решительный бой!
Ударная группа 6-й армии Августа Корка пошла первой: две дивизии — 15-я и 52-я, две бригады из дивизии Блюхера — Отдельная кавалерийская и 153-я пехотная. И тридцать шесть орудий. В кромешной тьме, по вязкой рапе и скользкой глине группа прошла восемь верст поперек Сиваша. С ходу завязала ожесточенный бой и овладела Литовским полуостровом. Генерал Фостиков доносил Врангелю: «Неизвестными, но крупными силами красные перешли вброд Сиваш… Стремятся выйти к Караджанаю, Армянску — в тыл Турецкому валу».
Блюхер уже трижды штурмовал эту твердыню, но без успеха. Белые оправились от паники и в ночь на 9 ноября потеснили ударную группу к берегу Сиваша. И «бог» перестал быть великодушным: ветер потянул с востока, Сиваш заполнился водой. Сложным оказалось положение ударной группы. В помощь ей Фрунзе срочно отправил 7-ю и 16-ю кавдивизии. Кони шли по брюхо в воде, но вынесли конников на берег. И они тотчас же ринулись в бой. Одновременно был послан приказ Василию Блюхеру:
«Три часа бить по Турецкому валу из орудий всех калибров. После артиллерийской подготовки взять вал ценою любых жертв!»
9 ноября, в половине четвертого утра, 51-я дивизия пошла на четвертый смертельный штурм. Часть войск Блюхер направил в обход вала, с моря. Смельчаки — по грудь в ледяной воде — прорвали цепи проволочных заграждений в Перекопском заливе и лавиной навалились с тыла. В этот же час возобновила наступление ударная группа на Литовском полуострове. Белые поняли, что попадают в кольцо, и начали пятиться к полосе ишуньских укреплений. Блюхер поднял Красное знамя на Турецком валу.
