— Хорошо. Я скучаю по тебе.
— Я тоже очень скучаю.
Следующие несколько минут они болтали обо всем на свете. По словам Лилли, тетя Джоэль приехала в Ла-Круа, чтобы провести с ней время, и Шанталь безмолвно вознесла сестре благодарственную молитву. Лилли рассказывала обо всем, чем она занимается: уроки музыки, танцев, иностранных языков, занятия в школе. По настоянию семейства Тибоде Лилли была очень загружена.
— Но когда ты вернешься домой? — спросила наконец девочка. — Я хочу, чтобы ты была со мной. Я хочу, чтобы ты приехала домой.
— Я тоже хочу быть дома, — ответила Шанталь, чувствуя, что у нее вот-вот разорвется сердце. Она сделала глубокий вдох и постаралась придать уверенность своему голосу. — Я скоро вернусь.
— Обещаешь?
— Да. — Слезы вновь выступили у нее на глазах, но ей удалось удержать их. — Веди себя хорошо, дорогая. Слушайся бабушку и дедушку.
— Я слушаюсь.
— Знаю. Просто… — У Шанталь дрогнул голос, и, закрыв глаза, она прижала руку ко рту. Она не может сделать этого, не может сказать «до свидания».
Она почувствовала на спине руку Деметриса и, подняв глаза, увидела, что он ободряюще смотрит на нее темными глазами.
Она снова сделала глубокий вдох и взяла себя в руки.
— Я люблю тебя, — сказала Шанталь окрепшим голосом. — И я жду не дождусь, когда увижу тебя и узнаю, чему ты научилась, пока меня не было. Ты не забудешь и расскажешь мне все, как только я приеду домой?
— Я нарисую тебе картинку.
У Шанталь сжалось сердце.
— Правда?
— Я нарисую много картинок — целую книжку, чтобы ты все увидела.
— Мне бы очень хотелось. Очень.
На линии воцарилось молчание, и затем послышался внезапно ставший серьезным голос Лилли:
— Я люблю тебя, мамочка.
Как будто Лилли повзрослела за одну ночь. Шанталь закусила губу, представив лицо дочери с тонкими нахмуренными бровками.
— Я люблю тебя, малышка. Спи крепко.
— Ты тоже, мамочка. Пока!
Шанталь молча протянула Деметрису телефон. Она не могла поднять на него глаза. Ей пришлось отвернуться. Она смотрела на темно-синие волны, на которых играли отблески заходящего солнца.
— Спасибо, — хрипло сказала Шанталь, сдерживая слезы. — Это самый замечательный подарок.
Деметрис ничего не ответил и сунул телефон в карман.
— Это все ваша сестра, — ворчливо сказал он. — Она приехала в Ла-Круа, зная, что нам нужна ее помощь, чтобы устроить этот звонок.
— Она могла не делать этого.
— Конечно. Но сестры обожают вас. Обе. Я целую неделю разговаривал с ними…
— Разговаривали?
— Вы — их кумир, — продолжал Деметрис, как будто она не прерывала его. — Они на все пойдут ради вас.
— Но я старшая сестра, — сказала Шанталь, не желая распространяться на эту тему, потому что разговор с Лилли разволновал ее.
— Даже старшие сестры иногда нуждаются в помощи. — Деметрис не сводил с нее напряженного взгляда. — Им ненавистно думать, что ваш покойный муж плохо обращался с вами.
Шанталь окаменела. Она была удивлена и расстроена.
— Он умер. Теперь это не имеет значения.
Наступило молчание.
— Не имеет значения, что ваш муж жестоко обращался с вами, применяя физическую силу?
Она подняла на Деметриса глаза, чувствуя, что ничего не понимает. Этот разговор неприятен ей, а им еще предстоит совместный ужин.
— Он не был плохим человеком; просто у него была проблема: он легко терял самообладание, но всегда потом извинялся.
Деметрис дал ей договорить. На его лице не отразилось никаких чувств, но ему было неприятно слышать ее слова. Шанталь даже не понимает, что говорит. Она не была причиной его гнева: он срывал на ней свое зло. Однако Арману удалось разрушить ее уверенность в себе, и теперь она чувствует себя беспомощной.
— Вы не должны винить себя в слабостях вашего мужа. Проблема была у него. Не у вас.
— Но я все равно виновата, — тихо возразила она. — Я хотела, чтобы у нас была семья. Мне казалось, если я пойму, что именно делаю неправильно и исправлюсь, мы станем настоящей семьей, и мысль об этом очень многое значила для меня.
— Почему?
— Не знаю. Может быть, потому, что я слишком рано лишилась родителей. — Поэтому она была потрясена, когда поняла, что новая семья презирает ее. Ей никогда не приходило в голову, что Тибоде возненавидят ее. За что? Они ведь сами выбрали ее.
Деметрис скривил губы, в глубине души насмехаясь над собой.
— Семья важна, — согласился он, чувствуя, что приходит в ярость.
— Давайте больше не будем говорить об этом.
— Но, возможно, нам следует поговорить об этом. Пора, вероятно, открыть эти секреты.
— Но какая от этого польза? — Шанталь попыталась улыбнуться, стараясь вести себя непринужденно. — Что гласит старая поговорка? Что прошло, то быльем поросло? Что бы мы ни говорили, это не изменит… — она умолкла, увидев, что Деметрис стремительно направился к ней.
Шанталь в испуге сделала шаг назад.
— Может быть, это изменит будущее, — с вызовом заявил Деметрис.
— Будущее нельзя изменить, — слабо запротестовала Шанталь. — Это то, что еще не произошло.
Деметрис подошел к ней так близко, что Шанталь почувствовала жар, исходящий от его сильного тела.
— Скажите, что пугает вас?
— Вы.
— Я пугаю вас?
Этот вопрос заставил Шанталь поднять голову, и они встретились взглядом.
В его темных глазах горело такое неприкрытое желание, что по ней пробежала дрожь.
— А ваша жизнь? — Его губы скривились в недружелюбной усмешке. — Она не пугает вас?
Шанталь промолчала, пытаясь разобраться со своими чувствами. Мысли одна за другой проносились у нее в голове.
Деметрис склонился над ней, и она увидела, как от гнева он стиснул зубы. Несмотря на то, что днем он побрился, у него уже пробивалась щетина. Темные глаза гневно сверкали.
— Вас не пугает, что вы похожи на мышонка, посаженного в клетку? Что вы в ловушке? Что вы целиком зависите от чужой воли? Что в вашем мире все могут распоряжаться вашей жизнью… кроме вас?
— Я не мышонок. И я не в ловушке, — солгала Шанталь. У нее стучали зубы. Ее ужаснуло, что Деметрис проник в ее мир. Этот мирок, тюрьма, в которой она оказалась, так же как стыд, который мучил ее от грубого обращения Армана, должен был оставаться ее тайной. Это не подлежит обсуждению. Она не может говорить об этом вслух.
— Вы понимаете, какая опасность угрожает вам? — безжалостно настаивал Деметрис. — Неужели вы
