Она прикрыла лицо рукой. Ее вырвет, если она будет так волноваться.
— Больше я этого не потерплю. — Голос Деметриса прервал ее мучительные воспоминания. — От слез ничего, кроме тошноты, не будет. Пора ужинать. Иди и прими ванну, оденься, и через полчаса я жду тебя здесь. Никаких опозданий и никаких грустных лиц. Поняла?
Шанталь слабо кивнула, поднялась и направилась в свою комнату. Деметрис посмотрел ей вслед и тоже пошел к себе, чтобы принять душ и переодеться к ужину.
На террасе, единственное освещение которой составляли свечи, Шанталь казалась необычайно хрупкой. Уязвимой. Совсем не похожей ни на принцессу, чьими фотографиями пестрели международные журналы, ни на изящную красавицу, восхваляемую за утонченный вкус.
У нее никогда не было нормальной жизни. От рождения до замужества, до смерти мужа и после нее ее поучали и дисциплинировали, ей диктовали, ею помыкали.
Она принадлежала всем, но только не себе.
А сейчас он тоже хочет сделать то, что делали все остальные: управлять ее жизнью, захватить власть, лишить ее возможности самой принимать решения.
Разве он отличается чем-нибудь от остальных?
Тяжело переведя дыхание, Деметрис смотрел на Шанталь, взвешивая возможности. Если сегодня он отпустит ее, это закончится тем, что ее серьезно ранят или произойдет что-нибудь ужасное. Если он позволит ей возвратиться в Ла-Круа в сопровождении другого телохранителя, она, возможно, предпочтет прервать беременность. Если удерживать ее здесь, она будет в безопасности и подарит ему ребенка, которого он хочет больше всего на свете с тех пор, как… с тех пор, как…
Деметрис судорожно глотнул. Да, он не добродетельный человек. Внезапно Шанталь обернулась, почувствовав, что Деметрис стоит в дверях.
— И давно ты стоишь здесь?
— Нет.
Она не знала, верить ли ему. Не знала, чему вообще можно верить. Странно, стоит только взглянуть на него, и ее захлестывает волна противоречивых чувств.
В этот момент вошла горничная и что-то негромко сказала Деметрису. Он немедленно ушел с террасы в дом. Его отсутствие было недолгим, и, когда он возвратился, в его руках был листок бумаги.
Не говоря ни слова, Деметрис протянул его Шанталь.
Это было письмо от ее секретаря, отправленное по факсу.
У нее задрожала рука. Она подняла глаза от письма, потрясла головой. Не может быть. Невозможно. Должно быть, она прочитала не так.
То же самое.
Ее охватил леденящий холод.
— Деметрис, — прошептала Шанталь. — Она умерла.
— Соболезную.
Шанталь почувствовала, как Деметрис обхватил ее за талию и подвел к стулу.
— Я не могу поверить… — Ее голос прервался, она задыхалась. — Я знала, что это может случиться, но никогда не думаешь…
Деметрис легонько потер ей спину, пытаясь успокоить и утешить.
— Я распоряжусь, чтобы все было готово. Мы уедем рано утром.
Когда на рассвете Шанталь спустилась вниз, ее вещи уже были упакованы в кожаный чемодан; парадные платья и косметика — в специальные сумки.
В это утро Шанталь надела строгий темно-синий костюм, единственным украшением которого были золотые пуговицы в военном стиле. На скольких похоронах она побывала? Ее родителей. Мужа. Теперь бабушки.
Деметрис сел в хвосте самолета, оставив Шанталь наедине с ее мыслями. Их самолет приземлился в частном аэропорту Мелио, так как главный аэропорт был зарезервирован для королевской семьи и сановников. Когда Шанталь прибыла, ей сообщили, что Тибоде только что прилетели из Ла-Круа, и она не могла усидеть в лимузине, везшем их с Деметрисом во дворец. Ужасно, просто ужасно возвращаться вот так, но, по крайней мере, она увидит Лилли.
Но когда Шанталь проводили в апартаменты для гостей, она узнала, что Тибоде не привезли Лилли. Прошло так много времени с тех пор, как она видела дочь! Потрясенная, Шанталь едва держалась на ногах.
И опять Деметрис находился на заднем плане, следуя за ней тенью, но не заговаривая. Она ощущала его присутствие, но не решалась повернуться к нему, боясь, что, посмотрев на него или заговорив, потеряет самообладание.
Наконец Шанталь покинула зал для приемов и спаслась бегством в свою комнату. Деметрис поднялся по лестнице позади нее, но войти в спальню наотрез отказался.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Сдавленным голосом Шанталь пожелала ему спокойной ночи и закрыла дверь. Не раздевшись, она улеглась в постель.
У нее нет Лилли. У нее нет Деметриса. И он не прав. Ей нужен не секс. Ей нужен он сам. Она хочет, чтобы он обнимал ее; хочет, прижавшись к его груди, слушать, как бьется его сердце. Но ее охватывает страх от мысли, что он сделает с ее жизнью. Если бы Деметрис знал, как сильно она любит его, как ей хочется счастливой жизни с ним!
До завтрака Шанталь вырвало дважды. Затем последовала траурная поездка в собор. Она чувствовала, что сестры с беспокойством посматривают на нее, но не могла заставить себя заговорить.
Во время заупокойной службы ей пришлось дважды удаляться в женский туалет.
Скрючившись над унитазом, она услышала, как скрипнула дверь и кто-то вошел. Женщина. Шанталь заметила высокие каблуки.
— Принцесса Шанталь? — послышался встревоженный женский голос.
— Все хорошо, — откликнулась Шанталь, когда дверь в кабину распахнулась. Уголком глаза она увидела, что какая-то женщина заглядывает внутрь, но в этот момент подступившая к горлу тошнота заставила ее крепче ухватиться за унитаз.
Дверь со скрипом закрылась. Женщина вышла.
Вскоре она снова открылась.
— Шанталь! — Она услышала голос Деметриса. — Кто это был?
— Не знаю. — И ее снова вырвало. Шанталь охватил страх. Господи, что ей делать? Как долго удастся скрывать свое состояние от семьи… от всего мира?
— Я за дверью, — сказал он.
— Знаю.
Заупокойная служба прошла как в тумане. Измученная непрекращающейся тошнотой и печалью, вызванной смертью бабушка, Шанталь почти не реагировала на происходящее.
Но вот служба закончилась; последний гимн пропет, гроб вынесен, и позже, когда собор опустел, прозвучали последние соболезнования.
На погребении присутствовали только члены семьи.
Пытаясь не плакать, Шанталь придвинулась к деду и взяла его за худую, дрожащую руку. Как он постарел с тех пор, как заболела бабушка! В нем потух огонь, который делал его королем Реми, и он превратился в тень человека, которым когда-то был.
Молитвы были прочитаны, послышался гул голосов, и гроб начал свой медленный спуск в могилу.
