Андрей ждал. Долго же Нина стоит за дверью в коридоре! Еще так недавно она ожидала его там, когда он, после защиты диссертации, принимал поздравления коллег. Он никак не мог вырваться к ней. А теперь она стоит, боясь подойти к нему и боясь не подойти, потому что обязана выполнить чужую волю. И он почувствовал даже облегчение, когда узкая дверь комнаты президиума открылась и Нина вошла, ища его глазами.
Он ничем не хотел помочь ей, но, увидав ее растерянные глаза, побледневшее, несмотря на смуглоту, лицо, невольно сделал шаг вперед, и она оказалась рядом раньше, чем он придумал, как ее встретить. Впрочем, она тоже не знала, с чего начать, и несколько мгновений молчала, теребя в руках крохотный носовой платок. «Еще расплачется!» — неприязненно подумал Орленов, и от этой неприязни, пришедшей внезапно, ему стало легче.
— Как же ты теперь живешь? — спросил он вместо не идущего с языка приветствия.
— Хорошо, — ответила она, не поднимая глаз.
— Вы остановились в гостинице или в нашей квартире? — спросил он, хотя у него не было никакого желания заходить в их бывшую совместную квартиру, свидетельницу многих радостей.
— В гостинице, — ответила она.
Андрей замолчал. Теперь Нина подняла глаза. Он заметил в них странную жалость — так смотрят на неизлечимо больного человека, на инвалида. Она уловила, что он понял ее взгляд, и торопливо сказала:
— Ты очень плохо выглядишь. Что же она не заботится о тебе?
— У меня нет ее! — жестко сказал он. —Но ты выглядишь отлично. Как видно, он о тебе заботится лучше, чем я…
— Перестань! — взмолилась она. И, должно быть, вдруг вспомнив, зачем пришла сюда, торопливо сказала: — Когда ты перестанешь преследовать его?
— А я его не трогаю, — холодно сказал Орленов. — Сам по себе он для меня мало интересен. Меня занимает его неправильная позиция…
— Но он же включил тебя в список соавторов!
— Милая моя, никакой премии не будет!
Он пожалел, что сказал это. Лицо Нины как будто вылиняло, стало бескровным, худым. Никогда Орленов не думал, что человек может так измениться от одного слова. Уже не испуг, а самый натуральный страх был в ее глазах. Она с трудом смогла разжать губы:
— Что ты хочешь сказать?
— Я бы посоветовал тебе уйти с заседания, — тихо сказал он, не отвечая на вопрос. — Оно посвящено Улыбышеву, и боюсь, что будет неприятно его друзьям…
Он хотел избавить ее от унизительного зрелища, когда любимый человек будет лгать, изворачиваться, дрожать.
Нина вдруг гордо подняла голову и сухо сказала:
— Спасибо за совет! Я никогда не была предательницей!
— А по отношению ко мне? — еще тише спросил он.
Лицо ее неестественно покраснело, она хотела что-то ответить, но в это время к ним подошла Чередниченко.
Остановившись в двух шагах от них, не здороваясь, даже как бы не замечая Нину, она строго сказала:
— Андрей Игнатьевич, Горностаев хочет передать вам документы!
Горностаев махал рукой с противоположной стороны комнаты. Орленов еще раз взглянул на Нину, но она глядела только на Чередниченко — долго, не отрывая глаз, страстно, ненавидяще. И Андрей отошел, так и не поняв, почему и за что она так ненавидит эту девушку?
…Члены Ученого совета усаживались за стол. Горностаев передал Орленову свои бумаги, которые, как понял Андрей, нужны были только для того, чтобы оторвать его от Нины. Неужели друзья так не верят в его силы и намерения? Но, увидев, как Нина, с гордо поднятой головой и сухим, раздражающе непроницаемым лицом, снова входит в зал и садится рядом с Улыбышевым, он безмолвно поблагодарил своих друзей. Он жалел ее, а в эту минуту жалость была опасна.
Башкиров, хмурый, потемневший, прошел мимо Орленова на председательское место. За весь день он ни разу не заметил Андрея. Это было простительно — директор болезненно переживал историю с протестом. Но мог бы он хоть взглядом показать, что сочувствует Орленову, что поддерживает его?
Башкиров объявил заседание Ученого совета открытым.
— На повестке дня у нас один вопрос: возражение со стороны работников филиала и партийной организации области против присуждения ученой степени доктора технических наук Улыбышеву Борису Михайловичу и ученой степени кандидата технических наук Райчилину Сергею Сергеевичу, — внятно и сердито произнес он и сел.
И внезапный шум, похожий на рокот отдаленной грозы, пронесся по залу.
В открытую дверь Орленов видел, как Улыбышев вскинулся, чтобы встать, но Нина удержала его. Она была бледна, Улыбышев багров. Орленову показалось, что его сейчас хватит удар.
Однако Борис Михайлович взял себя в руки и постепенно успокоился. Башкиров молчал, пережидая шум. Вот на лице Улыбышева появилась презрительная усмешка, он оглядел зал, словно подсчитывал свои силы и силы противника. И в эту минуту Башкиров снова встал и объявил:
— Слово для сообщения мотивов протеста предоставляю кандидату технических наук Андрею Игнатьевичу Орленову.
Мягкая рука Марины подтолкнула Андрея, и он вышел в зал.
Этот ободряющий жест успокоил Андрея. Подойдя к трибуне, он снова ощутил силы правоты, которая до сих пор помогала ему идти вперед в тяжелой борьбе. Теперь, когда борьба становилась равной, когда он постепенно приобретал союзников, а Улыбышев терял их, он испытал нечто вроде жалости к противнику. Но как поведет себя Улыбышев в будущем, если его не остановить? Конечно, он по-прежнему будет считать, что Орленов действовал из личной вражды, и такая уверенность повлечет за собой новые попытки обмана, корыстного отношения к науке, неправильные поступки… А чем это кончится для Нины? Когда-нибудь ее нового мужа опять схватят за руку, и ему будет уже поздно оправдываться… Пусть уж лучше она изопьет сейчас всю горечь, может быть, она еще поможет Улыбышеву выпрямиться, потом будет поздно!
— Идея, предложенная Борисом Михайловичем Улыбышевым при создании машины, не нова, — сказал он. — Еще в тысяча девятьсот тридцатом году профессор Дидебулидзе сконструировал на основе обычного теплового электрический трактор мощностью в двадцать киловатт. В тысяча девятьсот тридцать третьем году инженер Данильченко поставил на шасси гусеничного трактора электродвигатель в тридцать киловатт. Таким образом, у Бориса Михайловича Улыбышева имелись предшественники, опыт которых он был обязан использовать. Были построены и испытаны и другие конструкции.
Борис Михайлович Улыбышев отклонил предложения товарищей использовать наличные образцы тракторов и создал свою конструкцию трактора. Отказался он и от обмена опытом с другими конструкторами. В результате им была сконструирована машина, которая имеет большое количество недостатков. Здесь выступит инженер Верхнереченского завода товарищ Пустошка, который покажет конструктивные несовершенства трактора Улыбышева.
Моя задача значительно сложнее. Я хочу показать несовершенство позиции ученого. Борис Михайлович Улыбышев поступал примерно так, будто за ним по пятам гнались конкуренты, мечтавшие украсть его проект. Для того чтобы обезопасить себя от воображаемых конкурентов, Улыбышев превратил филиал института в закрытое учреждение, окружил себя почтительными поклонниками, ликвидировал всяческую критику. Одним словом, он создал из филиала в полном смысле слова остров и отрезал все пути сообщения с миром. Диктаторские склонности и замашки директора довели филиал до того, что его работники замкнулись в границах своих лабораторий и вели работу в таком отрыве от практики, что в течение нескольких лет не могли создать ничего достойного упоминания. Исключение составляют работы Горностаева, который меньше всего подчинялся режиму Улыбышева, отчасти Подшивалова. Сам Улыбышев, в корыстных целях, ввел в заблуждение партийные организации области и добился того, что непроверенную, неотработанную его конструкцию пустили в производство. В результате мы имеем сейчас несколько экземпляров электротрактора, причем все показатели машин значительно ниже, чем у обычных
