шедшими среди испытателей. Тут была и Марина, приехавшая в поле, как на праздник, была жена и соавтор конструктора нового плуга, из института кабельщиков приехали тоже две женщины, но все они резко отличались от Нины и манерой держаться и одеждой. «А может быть, это действительно спектакль? — подумал Андрей. — Как бывает, когда женщина воображает себя монашенкой, когда она «искупает» свои грехи? Что же, с Ниной может быть и такое…»
Вдруг трактор остановился. Это Пустошка, забежав вперед и отчаянно замахав руками, потребовал остановки. Недаром же он проделал такой путь с новой электромагнитной муфтой. Её надо немедленно поставить на место и испытать. Чередниченко тоже помогала ему, сигнализируя трактористке и Горностаеву: у нее же новый прибор для управления на расстоянии.
Больше скрываться за трактором было нельзя, и Орленов невольно столкнулся лицом к лицу с Ниной. Нина подняла усталые, покрасневшие от пыли глаза, побледнела и сдержанно кивнула, — она знала, конечно, что рано или поздно им придется встретиться, и была вооружена куда лучше, чем Орленов.
Улыбышев, шедший впереди, обернулся и наблюдал встречу со скептической усмешкой. Он тоже знал о возможности встречи и теперь испытывал острую недоброжелательность, которую, хотя он и не произнес ни слова, отчетливо ощутил и Орленов.
Марина, передавая Горностаеву новый прибор, оглянулась, увидела Орленова рядом с Ниной и отвернулась, хотя Андрей знал, что она ждет его помощи.
— Не думаю, чтобы вам нужно было приезжать сюда, — пробормотал Орленов.
— Спасибо за совет, — Нина пожала плечами. —Когда электрические тракторы будут работать во всех МТС, я поеду в другое место. Но я связала свою диссертацию с ними и должна быть там, где их испытывают.
Он отметил, что говорит Нина с трудом — даже губы у нее едва шевелились. Ответив Орленову, она быстро отошла к Улыбышеву, словно хотела найти защиту, но Улыбышев отвернулся, делая вид, что очень заинтересован работой Федора Силыча.
Федор Силыч вместе с трактористкой ставил свою электромагнитную муфту на вал барабана. Несколько дней назад испытатели пожаловались, что барабан работает рывками. Пустошка предложил вмонтировать электромагнитную муфту, которая смягчит рывки. Орленов согласился с ним. Сейчас Пустошка собирался праздновать свою победу. Поэтому он ничего и никого не замечал. Он распоряжался всеми, как будто муфта была сердцем трактора, — впрочем, это было естественно при холерическом темпераменте инженера: Федор Силыч меньшим не мог бы и ограничиться.
Но тут Марина толкнула его и указала глазами на Орленова и Нину. Инженер застыл на минуту с открытым ртом, потом сердито затряс плешивой головой — шляпу он по привычке забыл — и продолжал копаться в деталях. Тогда Марина тоже сделала вид, что не замечает ничего, и забралась в кабину трактора. Надо было поставить новый прибор для управления на расстоянии вместо того, что был когда-то построен Орленовым.
Во время вынужденной остановки испытаний участники их закуривали, обменивались замечаниями. Кабельщики пошли по полю, неся над кабелем маленький аппаратик для проверки обрывов. Аппаратик издавал непрерывный писк, показывая, что кабель в порядке. Нина подошла к кабине и стала записывать показания приборов. Она стояла рядом с Мариной, но они, казалось, не замечали друг друга. Улыбышев подошел к Горностаеву.
— Какие у вас замечания, товарищ начальник? — весело спросил он.
Орленов позавидовал его умению держаться. Улыбышев был ровен со всеми, шутил, принимал горячее участие в спорах и в то же время чуть-чуть отстранялся от других испытателей, как бы подчеркивая, что он теперь посторонний и каждую минуту может уйти, если его советы и возражения кому- нибудь не понравятся. И с ним действительно обращались с бережливой осторожностью. Нет, он совсем не походил на кающегося грешника! Эту функцию взяла на себя Нина, сам Улыбышев будто и забыл, какую роль он играл здесь год назад. И Орленову захотелось напомнить ему об этом, напомнить так, чтобы Улыбышев сбросил с лица маску непроницаемого дружелюбия, которое вполне могло сойти за равнодушие. Однако и он подчинился тому тону, который задавал Улыбышев.
— Погодите с замечаниями, — ворчливо ответил Горностаев. — Вот проверим еще раз машину на третьей скорости, потом на глубину вспашки, посмотрим, как будут вести себя новые приборы, а уж потом поговорим. Андрей Игнатьевич, когда приедет правительственная комиссия?
— Вероятно, к вечеру, — ответил Орленов. — Они уже вылетели из Москвы.
Краем глаза он все следил за Ниной. Записав показания приборов, Нина не отошла от трактора. Она с видимым интересом рассматривала новый прибор, который ставила Чередниченко. Когда Марина попробовала включение и выключение, Нина спросила:
— Это работа Андрея?
— Наша общая, — ответила Чередниченко, не отрывая взгляда от приборной доски. Пальцы ее продолжали нажимать кнопки, вспыхивали сигнальные лампочки на приборном щите. Посылая импульсы, Марина вдруг спросила: — Почему вы не вернулись к Орленову?
— По-моему, это место занято, — холодно ответила Нина.
— Нет, он любит вас, — просто сказала Марина, впервые взглянув на Нину.
Нина стояла, облокотясь на дверцу кабины. Она спокойно видержала взгляд Чередниченко, побарабанила пальцами по стеклу и задумчиво сказала:
— А как я должна поступить с Борисом Михайловичем? Тоже бросить? — она подождала, но Марина молчала. — В том-то и дело. Перефразируя известную пословицу, можно сказать: «Обжегшись на молоке, дуют водку…» Я испортила одну жизнь, значит надо исправить другую…
— Странная философия.
— У большинства женщин философия вообще странная. Мы любим «страдальцев». Хлебом не корми, но дай кого-нибудь «утешить», «спасти», «уберечь»… Как видите, я ничем не отличаюсь от любой русской женщины… — она опять помолчала. — Хотя, может быть, кое-чем и отличаюсь. Я, например, отлично вижу, что Улыбышев талантливый, но заблуждающийся человек. Если бы я отвернулась от него в тот миг, когда он был посрамлен и унижен, он, может быть, кончился бы на этом. А теперь он снова работает, может быть, он исправит свою ошибку, станет чище и честнее. Не думайте, что я утешаю себя. Нет, я давно уже, еще до катастрофы с Улыбышевым, поняла, как глупо я поступила, ну что же, наказана, и поделом! Зато я помогла человеку встать на ноги…
— Это называется: «Нести свой крест!»
— Не знала за вами такой любви к чужим афоризмам. Я думала, что это привычка одного Улыбышева — искать в чужих мыслях убежище для ленивого ума. Но ведь вы тоже рветесь к своему кресту!
— Никогда! — страстно ответила Марина.
— А бескорыстная любовь к Орленову? А рабское подчинение ему? А разговор со мной? Вы ведь тоже ищете мученичества!
С каждым словом Нины лицо Чередниченко все больше бледнело, казалось, у нее не хватает дыхания. Нина вдруг замолчала, косо взглянула на нее и строго сказала:
— Пожалуйста, не устраивайте тут припадка! Этого еще недоставало. Я не напрашивалась на разговор.
— Не бойтесь, припадка не будет! — с трудом сказала Марина. — Теперь я вижу, что вы действительно не пара Орленову. Вы — бескрылый человек… И вы, и ваш новый муж. Упав, можно подняться, но если человек умеет только ползать, подняться он никогда не сможет!
Она взялась за ручку дверцы, чтобы выйти из кабины, и Нина с каким-то испугом отстранилась, давая ей дорогу. Чередниченко подошла к Орленову и сказала:
— Прибор действует. Можно продолжать испытания.
Трактористка и Горностаев заняли свои места. Сигналом с трактора трактористка включила подстанцию. Трактор пошел дальше, отваливая пласты земли, которые ложились позади, как волны за кормой корабля, только теперь эти волны были больше, чем те, которые когда-то видел Орленов на первых испытаниях.
Пустошка суетился так, словно он-то и был главным действующим лицом. Орленов с усмешкой заметил, что постепенно все другие испытатели стали советоваться сначала с Федором Силычем, а уж потом обращаться к Горностаеву или к нему. «Вот как надо работать!» — подумал он.
