«Правда?» – обрадовалась Агнесса.
«Правда, правда. Ты давно живешь одна и давно потеряла счет времени… Тебя всякий может обидеть, разве не так?»
«Да, всякий. Вот и сосед Петр Иванович… Хороший же мужик, ей-богу, а как со мной поступает!»
«А как он с тобой поступает?»
«А ты не знаешь?!»
«Не-а».
И обрадованная Агнесса (боже мой, ему интересно послушать – это ли не счастье!) принялась рассказывать обладателю таинственного сексуального голоса, как она жила все эти годы.
О, как она рассказывала!
Она ходила по квартире и изображала в лицах свое взросление, свое неудачное замужество и свое получившееся в итоге безумное одиночество. Она была Актрисой – Сарой Бернар, Фаиной Раневской в минуты их наивысшего успеха и признания у публики. Она рвала на себе халат, расколотила несколько тарелок, хватив их о стену в гостиной, и однажды едва не разбила оконное стекло – к счастью, запущенная в него небольшая фарфоровая ваза угодила в раму. Словом, черт знает что происходило с Агнессой.
Ее бенефисы, разумеется, были слышны соседям. И те отнюдь не были в восторге. Если раньше им приходилось мириться с громкой музыкой и они считали, что им просто не повезло с соседкой, то теперь выслушивать арии, доносящиеся к ним через вентиляционные и иные естественные отверстия, стало уже физически невозможно. Соседи очень скоро поняли простую истину: не забывай радоваться тому, что имеешь, ибо в одночасье может стать значительно гаже.
Однажды соседи Агнессы по площадке пересеклись у крыльца подъезда. Это были две женщины, одна из них – жена успешного заводского снабженца и мать двоих малолетних сыновей, другая – живущая одна в двухкомнатной квартире пенсионерка, к которой в гости регулярно забегали взрослые внуки. Словом, публика вполне почтенная и не желающая мириться с сумасшествием ближнего своего.
– Вы слышали вчерашний концерт по заявкам? – спросила мать.
– Без заявок, – поправила ее бабушка. – Конечно, слышала. Как такое можно не услышать!
– Ну и что думаете?
– Ох, не знаю, милая. Страшно…
– Еще бы, конечно, очень страшно. А вдруг в горло вцепится?
– В горло? – испугалась бабушка. – А она может?
– Да запросто. Вы ее видели в таком состоянии?
Бабушка отрицательно помотала головой. Мать двоих малолетних сыновей продолжила:
– Повезло вам, значит. Я однажды столкнулась с ней в лифте, чуть пакеты с продуктами не уронила, потом меня Сашка дома водочкой отпаивал. Когда к вам внуки в гости приедут, ни в коем случае не допускайте, чтобы они встретились, а то потом спать не будут.
– Да у меня ребятки уже взрослые, в институт поступили вот недавно.
– Да вы что!
– Да.
– И как им там?
– Да ты знаешь, трудно пока сказать. Вроде солидное учреждение, а пока ничего интересного не происходит. То ли преподаватели еще не отошли от отпусков, то ли еще что…
И они еще минут пять обсуждали проблемы российского высшего образования. Вполне возможно, что перекинулись бы и по вопросам международной политики, но тут к ним присоединился пресловутый Петр Иванович Суслопаров. Он возвращался из магазина с нарезным батоном под мышкой и чекушкой водки в кармане потертого коричневого пиджака.
– По чью душу слезы льем? – грустно спросил он.
– А то не знаешь, Петь, – сказала бабушка.
– Догадываюсь. Вот, вишь, за водкой сходил. Без водочки не могу ни заснуть, ни проснуться, с ума сойду скоро.
– Что, совсем невмоготу стало?
Петр Иванович кивнул, едва не плача. Его квартира, как назло, находилась в зоне наибольшей слышимости, то есть виновник торжества на этом «юбилейном концерте» сидел в самом центре партера.
– Может, что-нибудь сделать надо? – спросила мамаша.
– Например?
– Ну, там… не знаю, в больницу позвонить, врачей каких-нибудь вызвать. У нее родные хоть есть?
– Нет.
– Что, вообще никого?
Петр Иванович вздохнул. Пожалуй, он сам много бы отдал за то, чтобы у этой сумасшедшей сучки нашелся хоть кто-нибудь, кто взял бы на себя смелость вызвать санитаров. Неужели это придется делать им, несчастным соседям?
«А потом вы все будете гореть в аду! В аду, чертовы выродки, и всех ваших благих дел не хватит, чтобы купить там жалкий стакан воды!» – закричала однажды Агнесса, обращаясь неизвестно к кому, и Петр Иванович, похолодев от ушей до пят, принял этот вопль на свой счет.
– Да уж, плохо дело, – покачала головой бабушка. – Вот до чего доводит телевизор.
– Какой телевизор?
– Да ты что, не знаешь, на чем она с катушек-то съехала? – усмехнулась мамаша. – Она ж, сколько я ее помню, всякие мистические программы и фильмы смотрела не отрываясь. А когда «Ясновидящий» появился, так она, наверно, в туалет забывала ходить.
– Да ну?
– Точно, точно, я подтверждаю! – с жаром добавила бабушка. – Видишь, как оно получается в итоге. Ты, милая, береги своих-то пацанов от телевизоров этих да компьютеров. Не доведут они до добра-то, слышь.
– Да ясное дело…
Петр Иванович осторожно промолчал, потому что только ему и его энергичному племяннику было известно, что сами по себе телевизоры до такого добра не доводят – тут надобно еще и пудовым кулаком по балде пару раз задвинуть для достижения стопроцентного эффекта.
Он поднял голову, посмотрел на свои и соседские окна.
– Сейчас-то у нее тихо? Слышали что-нибудь?
– Вроде тихо, – сказала мамаша, – но ты особо не обольщайся. Сейчас тихо, а через минуту – «Боже, царя храни!». Утром она псалмы опять врубала… Господи ты боже мой, если бы он слушал это с утра до вечера, самолично поубивал бы всех.
– Кто – он? – не понял Петр Иванович.
– Он! – Мамаша воздела очи кверху.
– Ну, не богохульствуй, – сказала бабушка. – Он и так слышит это каждый день…
– Я ему сочувствую.
– Не надо, милая, не надо…
Суслопаров не стал поддерживать этот внезапно вспыхнувший интерес к теологии и, поправив батон во внутреннем кармане пиджака и кивнув дамам на прощание, осторожно, почти на ощупь, вошел в темный подъезд.
В последнее время он передвигался по родному подъезду, знакомому до последней трещинки в ступенях, с каким-то необъяснимым, почти животным, ужасом. Так он когда-то в молодости пытался пронести мешок медных болванок через заводскую проходную. Вроде идешь с почти чистой совестью – «А кто тут у нас не ворует?» – и вроде бы с вахтером Степанычем, что сидит в стеклянной будке перед турникетом, вчера раздавил банку самогона, а все равно дрожь в коленках, и в штанах все потеет, и даже появляется непреодолимое желание бросить мешок с болванками под бетонным забором в ста метрах от проходной. Такой вот он был совестливый мужик, этот товарищ Суслопаров.
Впрочем, сегодняшний страх был иного рода, потому что к нему примешивалось еще одно чувство. Петр Иванович не просто боялся безумной соседки – он чувствовал свою ответственность за ее безумие и
