постарше, делали в тюрьме. А эти — журнальные, цветные, настоящие. Некоторые на весь лист. И все что хочешь…
Добычу-то свою он вынес, а вот дверь запереть не смог. Илька успокоил себя тем, что отец может не заметить и подумает, что запамятовал запереть дверь…
Откуда ему было знать, что его отец — большой мастер проводить дознания. Илька во всем признался. Ему так и не удалось похвастать перед ребятами…
Худиев жестоко избил сына, а заодно и жену. Ее не за то, что она защищала ребенка от его кулаков, а за то, что недосмотрела.
С тех самых пор дверь полковничьего кабинета удостоилась двух хитроумных замков.
Томасу Ферти они, разумеется, не могли быть помехой. Он даже не станет подбирать к ним отмычки. Он пройдет сквозь них. Там, за той дверью, его интересовали не порно-журналы и ни ручки с пикантными изображениями.
Наверное, не из-за этих мелочей полковник так ревностно оберегает свой квартирный кабинет от домочадцев. Очевидно, в нем находится нечто не предназначенное для посторонних глаз. И связанно оно с его темными делишками.
В левой тумбе письменного стола Том ничего заслуживающего внимания не обнаружил. Смотрел быстро, внимательно листая каждую папку. И как ни старался уложиться в две минуты, ему не удалось. Они истекли в тот момент, когда Ферти выложил содержимое последнего ящика.
Теперь надо дожидаться, пока желтенькая кнопка снова приобретет рабочее состояние. А это, по словам Джилл, должно произойти через десять минут.
И Ферти, пропускавший мимо ушей перебранку, доносившуюся из соседней комнаты, стал прислушиваться к ней. Два голоса — мужской и женский. Женщина говорила нервно и просительно, а мужчина — с обидой, надрывно и категорично… Обычная семейная ссора. Упреки, угрозы… И Ферти любопытства ради вышел к ним.
Обладателем мужского голоса оказался молодой человек лет восемнадцати. Может, чуть больше. Он укладывал вещи в сумку.
— Не надо, Иленька, — взявшись за сумку, упрашивала женщина.
— Оставь, мама. Не трогай! — убирая ее руку, взвизгнул он.
Мать села на кровать и заплакала. Со злостью отшвырнув сумку, сын подсел к ней.
— Я все равно это сделаю, — обнял он ее за плечи. — Хотя мне жаль и тебя, и Раську.
«Это он о своем младшем брате», — догадался Том.
— Так не делай этого, — прижалась к сыну она.
— Не могу! — гневно тряхнул он головой. — Ты заставила себя привыкнуть, а я не могу. И не хочу…
— Ну что поделаешь, если у него такой характер? — всхлипнула мать.
— Опять двадцать пять! — скорчился сын. — Нашла характер. Встань, посмотри в зеркало. И ты увидишь его характер!.. Тебе всего сорок. Цветущий возраст. А выглядишь на все шестьдесят!.. Ты посмотри на Расима. Он в штаны писается, когда наш папочка «с характером» за какой-нибудь пустяк просит пройти его к себе в кабинет. А парню уже шестнадцать лет.
— Отец вас любит. И тебя, и Расю. Вы его не понимаете, — бросает она как козырную карту.
— Любит… — Илбгар презрительно вытягивает губы. — От такой любви один ссытся в штаны, а другой готов с седьмого этажа вниз головой.
— Да что же такое он тебе сделал?! — с пронзительным отчаянием выкрикнула она. — Ты загулял с ребятами. Было поздно. Он беспокоился, переживал, а потом не выдержал — пошел и привел тебя… Что в этом плохого?!
— Что плохого?! — с побелевшими губами прошептал он. — Мне восемнадцать. Я на втором курсе университета. Мы всей группой отмечали день Валентина. И ты, и он знали, где я… И пошел только первый час ночи. Так он вошел, остановил оркестр и на глазах у всех… при девушках… стал бить меня.
— При всех… При всех… Подумаешь!.. Им от родителей тоже достается. И тем же девушкам, — нашлась женщина.
Сын остолбенело смотрел на мать.
— Ты так ничего и не поняла, — безнадежно вздохнув, сказал он, и, подхватив сумку, направился к двери.
— Передай ему, что я никогда сюда не вернусь, — бросил он.
Женщина, ничком ткнувшись в подушку, заревела…
Ферти посмотрел на часы. Прошло пятнадцать минут. «Желтенькая» уже находилась в рабочем режиме. На душе скреблись кошки. Аж поташнивало. Но дело есть дело…
В ящиках правой тумбы стола, кроме пистолета «Макарова» и двух коробочек патронов к нему, он тоже ничего особенного не нашел… Должен быть сейф. А вот где он?..
Том подошел к книжному шкафу. Сплошь ужастики, детективы и порно.
«Ну и вкусы у тебя, полковник», — скривился Ферти.
За книгами никаких тайников. За шкафом сейфа тоже быть не могло. Каждый раз двигать столь неподъемную махину — замучаешься. Том без всякой мысли толкнул его и… шкаф отъехал в сторону… Свободно, бесшумно.
«Прокололся, полковник, — хмыкнул Ферти. — Подвела память. Забыл поставить на стопор…»
Не забудь он этого, Том ни за что не догадался бы, где находится этот закамуфлированный обычными стенными обоями его заветный сейф.
Ферти стал изучать замочную скважину несгораемого ящика и стену вокруг него. Замок был не из простых. Но не придумали еще таких, которые не отпирались бы. Главное, отсутствовала сигнализация. Полковник нисколько не сомневался в ее неуместности. Полагал — «мой дом — моя крепость».
«Какой умник, интересно, придумал такую пословицу?! — усмехнулся Том. — А может, он не стал здесь монтировать сигнализацию, чтобы не привлекать внимание к тайнику?»
Время иссякло. И снова, уже по третьему разу, нужно было ждать, когда заработает желтая кнопка.
Хозяйка возилась на кухне. Стряпня, вероятно, успокаивала ее нервы. Ферти обошел всю квартиру и вышел на балкон. Отсюда хорошо просматривались Центральный стадион, запруженная людьми ярмарочная площадь и даже море. Самое интересное было другое: он, по-дикому боявшийся высоты, стоял на краю балкона как ни в чем не бывало. И, стоя здесь, ему казалось, что стоит шагнуть вперед, и он окажется на земле, внизу, у припаркованных машин. Не упадет, а просто сойдет, как с подножки трамвая. Все находилось в одной плоскости с балконом…
«А что я жду?» — вдруг осенило его.
Чтобы открыть сейф, нужен ключ. Он же ему на глаза не попадался. Ни в столе, ни в шкафу, ни в тумбочке под телевизором и нигде в другом месте… Придется, решил он, наведаться сюда вечерком, когда придет домой хозяин. Ключ при нем. И он без проблем завладеет им… Ну какой, спрашивается, «диалог» с сейфом может быть без ключа? Ключ развяжет ему язычок.
Соскакивать вниз, как с подножки трамвая, Ферти не рискнул. Вдруг обман зрения. С этой пространственностью, находясь, как говорил Майкл, за «пологом времени», шутки плохи. Столько непривычного, столько неожиданного. Надо будет спросить у Майкла и об этом эффекте. Наверное, другой поворот времени и другое ощущение всего. И иная среда жизни. Может, это так и есть, но с седьмого этажа вниз пока воздержусь.
— И напрасно, — выслушав рассказ Тома, промолвила Джилл. — Я такое проделывала и, как видите, цела.
— Когда это? — усомнился Том.
— Когда посещала Майкла в тюремном лазарете. Кстати, и входила я в то здание не через парадный подъезд, а по стене — наверх. Необычайное удовольствие, — похвастала она.
Том промолчал. Он ей верил. И дал себе слово проверить, каково это — карабкаться по стене на седьмой этаж, а потом оттуда — вниз… Да еще с удовольствием.
Джилл повернула ключ зажигания и, прежде чем тронуться с места, заметила:
— Думаю, мы теряем время, дожидаясь вечера.
