«Ты — человек. Дитя ты наше. Мы любим тебя», — ответил ему Голос.
И упивался он счастьем бытия. И, купаясь в бездоньи блаженства, он смеялся.
«Чему ты радуешься?» — спросил Голос.
— Жизни! Какое чудо — это жизнь!
И тут он увидел безногую женщину. Опираясь на руки она как лягушонка прыгала за уползавшим от нее малышом. Малыш звонко смеялся… А у Пытливого из глаз текли слезы.
И увидел он море бед. И услышал душераздирающие мольбы о лучшей доли. И стоны. И кровь. И захлебываясь в топкой жиже желчи, взывал к справедливости. И замирал от ничтожества своего. И задыхался от скорби. И горько плакал.
«Над чем ты плачешь?» — спросил Голос.
— Над жизнью… О, Господи, помоги им!
И тяжело вздохнули в космосе.
«Не лучшими приходят. Но лучшими уходят», — с непонятным для него значением отвечал Голос.
И с сердцем, полным упрека, он спросил:
«В небытие?!»
«Нет в мирах небытия!» — мягко возразил Голос.
И опутали его паутиной мысли. И шел он вслед им, как по лабиринту. И искал он среди них самую важную, самую нужную.
«О чем твои думы?» — спросил Голос.
«О смысле жизни. В ней больше вздора и мало мудрости», — ответил он.
«Жизнь — это цепь целесообразных закономерностей», — сказал ему Голос.
И далеко и ясно увидел он стоящий в сиянии серебристого света знакомый ему Кедр…
И в этот самый момент он услышал встревоженный возглас Ментора.
— Оставьте его! Ведь задушите!
Отстранив от себя напористых товарищей, Пытливый сделал несколько шагов к ложе Всевышнего и, встав на колени, произнес:
— Боже! Я люблю Вас! И все сотворенное Вами — люблю!
И никто, кроме них двоих, не знал, что вкладывал в эти слова Пытливый.
Сказал и вернулся назад. Когда все расселись, неожиданно глубокий и осязаемый сердцем голос произнес:
«Вы порадовали Нас. Мир душам вашим».
И, рассыпаясь в ослепительные сине-золотистые огоньки, угасал свисавший над ложей Всевышнего бисерный занавес.
5. Вердикт Всевышнего
Собрание повел Проницательный. Еще раз поздравив с успешной защитой Отчетов, он сказал, что остался для того, чтобы выполнить самую неприятную миссию.
— Сегодня, — возвысил он голос, — в присутствии Всевышнего состоялось судебное слушание по делу Исследователя Удостоенного Второй категории и обладателя двухярусного нимба — Пытливого… Его вина рассматривалась не в плоскости дисциплинарного Устава Школы, а с позиции Свода Законов ВКМ, так как суду немного раньше вас был известен исход слушания ваших Отчетов. Суд приговорил Пытливого к сорока годам высылки…
Зал ахнул. Всадник гарцевавший на белом коне победы на глазах у всех рухнул под жесткие копыта его.
— Сорок земных лет, — уточнил Верховный Координатор. — То есть на сто шестьдесят дней по ВКМ.
— Ну это куда ни шло, — облегченно вздохнул Ретивый.
— За инструкциями, осужденный Пытливый, — с металлом в голосе произнес Проницательный, — зайдете завтра. В двадцать один ноль ноль… Коллега Ментор, у вас есть еще что сказать слушателям?
Огорченный услышанным ректор покачал головой. Он до последней минуты верил, что самое большое Пытливого может ожидать, так это условное наказание.
— В таком случае, можете быть свободны, — объявил Вэкос и добавил:
— Желаю приятного отдыха.
— Пытля! — крикнул отец, стоявший в окружении старых друзей.
И расстояние в сорок три года Пытливый одолел в три прыжка. Мужчины обнялись. Озаренный, Верный и Кроткий, поочередно тиская его в объятиях, поздравляли с успехом и пеняли за легкомыслие.
— Ну скажи ты нам, шельмец, и мы бы для тебя выбили у Ментора три недели, — журил его Озаренный.
— Все! Все, ребята, — остановил их Строптивый. — Давайте говорить о хорошем… Кстати, Пытля, а что ты не представишь меня моей невестке?
Пытливый стремглав кинулся к поджидавшей его у выхода девушке и, что-то сказав ей, потянул за руку.
— Папа, это моя Камея… Камея — это мой папа.
— Красивая у меня невестка, не правда ли? — сказал он стоявшим рядом Мастерам и, взяв ее под руку, громко объявил:
— Камея, у меня новоселье. Пытливый этого еще не знает. Мне выделили здесь замок. Чаруша, жена моя, назвала его замком Навуходоносора. Был на Земле такой властелин…
— Так мама здесь?! — воскликнул Пытливый.
— И уже твои вещи перенесла в ваше новое гнездо, — заметил Верный.
— Вобщем, ко мне! На новоселье, — позвал Строптивый. — Проницательный, Ментор, я жду вас у себя…
… Они сидели до самого утра. Ведун, Багровый Бык, Сердитый Воин, Томный и прелестная земляночка Чаруша. Им было о чем говорить. И было что вспомнить. И рядом, обнявшись, сидели их дети. Камея и Пытливый.
Пытливый не дал долго спать родителям.
— Вставайте! Уже десять утра, — голосил он. — Едем на Поляну Божьей ауры. Там отдохнем лучше, чем в вашем Навуходоносоре.
Первый раз за все время Пытливый облетел терновый заслон. Но флаер все-таки не коснулся поляны. Он завис над самой травой… Пытливый даже мечтать не мог о таком дне. Отец, мать, Камея и он, здесь, на этом волшебном пятачке. Он смотрел на родителей и переводил взгляд на два стоящих в цвету гранатника. И невдомек им было, что эти кусты показывались ему в их образах. Он зажмурился и тихо попросил Камею ущипнуть его.
— Зачем? — удивилась она.
— А может, я сплю, — сказал он.
Водоем с хрустальным ключом, бьющим высоко в небо, привел всех в восторг. И он снял с них возбуждение минувшего дня, усталость ночи и сморил сном. А когда проснулись, они долго сидели над пропастью, в том месте, где стоял чудо-Кедр.
— Здесь — прекрасно. Волшебно, — сказала Чаруша и мечтательно глядя вдаль, добавила:
— Но как бы здесь хорошо не было, я все же хочу в наш домик на третьей Венечной.
— Я тоже по нему соскучился, — живо отозвался Пытливый. — Завтра же и полетим. Не станем откладывать.
— Правда? — расцвела Чаруша. — Ой, как хорошо.
Отец с сыном переглянулись. Камея повернула голову к темнеющей стене терновника. Они то хорошо знали, что для Пытливого «завтра» — не будет.
Солнце скатывалось за горизонт. Уходил в небытие такой прекрасный, такой неповторимый день. Они четверо еще смогут повторить свою встречу здесь. Но в день другой. Может похожий, но другой.
