— С удовольствием, — поддержала Лепеста, вставая из-за стола.
Она совсем забыла, что находится не в своем доме, а на пиру у разорителей ее владений. У варваров. И надо было, чтобы ее мужчина испросил разрешения у царя. А он даже не глянул в его сторону. Он положил ей руку на плечо и они пошли к выходу.
— Как же?… — хотела было спросить она, но Аттила, угадав ее мысли, сказал, что они пьяны и их исчезновение никто не заметит.
Но их заметили. У самого выхода перед ними, как из под земли вырос здоровенный детина с узким лбом и жуткими глазами голодного зверя. Низко склонив голову, он доложил, что послал за толмачем и тот будет их сопровождать.
— Он нам не нужен. Мы понимаем друг друга без толмача, — сказал Варвар.
— Как ни странно, — тихо добавила она.
И узколобый исчез, как провалился сквозь землю.
— Ты посмотри, как подобострастен он с тобой, — удивилась Лепеста.
— Что тут удивительного? Я же военоначальник и родственник царю.
— Так то оно так… А он начальник этого мерзкого Аттилы. — Они с ним часто наведывались к нам. В наш дом, где содержались мы, ни в чем неповинные пленницы.
— Часто говоришь? — как бы мимоходом спросил Аттила. — И вели себя безобразно?
— Со мной, во всяком случае, как могли — вежливо, — уклончиво ответила она.
По обе стороны от них, освещая дорогу, шли факельщики.
— Тебя сопровождают, как царя, — заметила она.
— Лепеста, ведь я одержал победу… И сегодня меня чествуют, — напомнил он.
— И ночь, Варвар, в твою честь. Праздничная. Светлая. Нужны ли нам факельщики?
И Аттила властным жестом руки отогнал сопровождающих.
И стало тихо. И очень темно. И только внизу, до самого окаема, горели костры Аттилова воинства. И легкий ветерок доносил надрывную песню тоскующего гунна. И принес еще ветерок запах поспевшей малины. И пахнул еще душистым тмином, и неверной мятой. И от песни той, и от растворенных в воздухе ароматов, и от женщины, светящейся в ночи сладко ныло сердце и хотелось жить. И очень жалко было плачущего гунна. И очень жалко было потеряно блуждающих во тьме людей. Над миром стояло великое чудо.
Над миром стояла жизнь. И шла она сверху. С загадочных небес.
Ночь обнимала планету, как мать свое беспокойное дитя. И лунным золотом, и серебром мерцающих звезд, она покрывала свое дитя поцелуями. И два очарованных чада ее, прижавшись друг к другу, с восторгом смотрели в ее родное, любящее лицо. Аттила будто пробуждался.
— Еще недавно я не хотела жить, — сказал она.
— Еще недавно я понятия не имел, как прекрасна эта жизнь, — сказал он.
— Пойдем ко мне домой, — сказала она.
— Шатер мой ближе, — сказал он.
И потерял Аттила поводья. И нес его конь против ветра. Упругого, теплого, страстного. И азартно кричал он, понукая и шпоря ошалелого скакуна. И сердце рвалось алыми лоскутами полыхнувшего до небес костра. И в разгоряченной ночи несло его к порогу забытого им и затерявшегося в звездах родного очага. И вот он найден, наконец, и, возвращается домой, переполненный восторгом счастья. И найден он человеком, чей облик и имя, стертые в памяти разума, смутными, но узнаваемыми чертами, оставались в памяти сердца. И летели они вместе по необъятным просторам степей. И покатились зеленые миндалины глаз его то ли по золоту колосившихся хлебов, то ли по прядям роскошных волос Лепесты.
И изнемогая и млея стонала степь. И что-то она шептала. И что-то просила. И куда-то звала…
Но слишком могуч был небесный скакун. Он вырвался из-под них, растворившись в малиновых далях космоса. И сбросил он их. И крича, и барахтаясь, и смеясь они падали вниз. Снова на Землю.
Обводя пальцами черные дуги ее бровей, Аттила сказал:
— Я никогда такого не испытывал… Никогда.
— И я была счастлива, — зарделась Лепеста.
Они снова были на Земле. За шатром ржали боевые лошади. Звенели сабли. Слышалась грязная брань. Воняло навозом.
Стояла все та же ночь. И текла все та же жизнь. И ночью она казалась страшней. Лепеста прижалась к Аттиле и, глядя в замутненные дремой и усталостью глаза его, сказала:
— Варвар, я прошу тебя об одном. Не отдавай меня на круг своим товарищам. Не отдавай в руки мерзкого Аттилы.
Он, как ужаленный, сел на тахту и дико посмотрел на Лепесту.
— С чего ты взяла, что я такое сделаю?
— Я слышала, что у вас так поступают с дочерьми побежденных мужчин, — гладя его по широкой спине, говорила она.
— Ах, ты вот о чем?… С тобой, Лепеста, этого не произойдет…
— Милый, ты человек подневольный. Тебя могут заставить… Верни тогда мой кинжал. И я все пойму. Или убей меня сам.
— Убить тебя?! — засмеялся он и, поцеловав ее в полураскрытые губы, добавил:
— Да это, что убивать себя.
Аттила мягко положил голову на ее обнаженную грудь и указательным пальцем стал дергать ее за вытянутую, как у обиженного ребенка, губу. Лепеста неожиданно куснула его за палец. И они засмеялись.
— Ты хотела убить Аттилу? — неожиданно спросил он.
— Да Варвар.
Зарывшись лицом в ее волосы, он сказал:
— Только ради этого я верну тебе кинжал. И, если у тебя не пропадет охота, ты сделаешь это.
И он уснул. Так долго Аттила никогда не спал. Разбудил его назойливый солнечный луч полуденного солнца. Только в полдень, когда солнце стояло в зените, этот луч мог ударить ему по глазам. Блаженно улыбаясь и жмурясь, он потянулся к Лепесте. Сначала осторожно, а затем все беспокойней его руки шарили по ложу. Он открыл глаза и, озираясь вокруг, дико закричал:
— Где Лепеста?!
Вбежал начальник стражи.
— Я здесь, мой повелитель, — прохрипел он.
— Мне плевать на тебя! Где Лепеста?! Где моя женщина?!
Начальник стражи сбивчиво, но толково сообщил, что она ушла. И не так давно. Она столкнулась с ним нос к носу сразу за порогом шатра.
— Хмель ночи кончился, стражник, — сказала она. — Проводи меня к себе.
Он подумал, что это слова царя и, выделив сопровождавших, отправил ее к себе.
— С ее головы не упадет и волосок, — поспешил заверить начальник стражи.
— Вернуть! — тихо, но жестко бросил Аттила.
Тот опрометью кинулся выполнять приказ. Но у самого выхода его остановил новый окрик царя.
— Не надо! Я сам… Распорядись, чтобы у дальнего родника нам накрыли завтрак. На двоих. Никаких музыкантов. Никаких плясунов и шутов… Чтобы ни одна зверушка не мешала нам. Голову смахну…
Наставница Лепесты, завидев царя, бросилась на колени.
— Великий царь! — в голос выкрикнула она.
Тяжелая рука Аттилы с быстротой молнии легла ей на рот.
— Здесь нет царя, — прошептал он. — Ты поняла?!
И подняв на ноги опешившую и ничего не понимавшую женщину спросил:
— С ней все в порядке? Где она?…
— Все в порядке, мой повелитель. Она спит.
Аттила бросил на нее недовольный взгляд.
— Я ж тебе сказал, женщина, здесь нет царя. Здесь нет твоего повелителя. Она не знает, кто я… И никто, кроме меня, ей не скажет об этом.
