На Масленице 1820 года в петербургском Большом театре публика могла наблюдать, как «Саша Пушкин», которому молва приписывала многие стихи и эпиграммы, в списках распространявшиеся по городу, показывал в антракте своим знакомым портрет Лувеля — убийцы герцога Беррийского — с надписью «Урок царям». Неизвестно, кто дал ему этот портрет. Можно предположить, однако, что это был Катенин, навлекший тем самым на своего юного друга гнев властей. Не этот ли эпизод и отразился в пушкинском стихотворении?
Уже в начале мая, едва спасенный от ссылки на Соловецкие острова, Пушкин направляется к новому месту службы — на юг. Там он начнет писать роман в стихах…
Для Катенина 1820 год также оказался богат потрясениями. В сентябре, будучи уже полковником, он был неожиданно уволен в отставку по совершенно ничтожному поводу — за заплату на мундире солдата, обнаруженную во время смотра.
Вскоре на него обрушился новый удар. 18 сентября 1822 года он организовал «ошикивание» знаменитой Семеновой и ее ученицы Азаричевой. В своем письме к Колосовой Катенин писал о последствиях этого: «Семенова явилась с великим шумом жаловаться, говоря, что не может быть спокойна, покуда я буду в зале…» Александр I, когда ему доложили об этом случае, приказал немедленно выслать Катенина из столицы. Что и было исполнено.
Катенин уехал в свое родовое имение Шаево Костромской губернии. И уже оттуда следил за дальнейшими успехами Пушкина…
«Живи и будь счастлив»
Фотокарточка — это как след прошедшего человека. След, по которому можно узнать многое… Фотографии в семейном архиве Марии Митрофановны Заперецкой напоминают о трудном золоте Колымы (ее муж был главным маркшейдером Дальстроя), о довоенном Ленинграде, Белоруссии. Но вот неожиданная карточка, не похожая на другие: она исполнена на фирменном картоне, украшенном медалями. Представлены на ней два человека. Один уже почтенного возраста, в мундире, на котором многие награды. Другой — молодой, во фраке — стоит за ним. На оборотной стороне — подпись: «Павлищев Лев Николаевич. Родной племянник поэта A.C. Пушкина. С крестником супруги Ольги Петровны Павлищевой Филиппом Дмитриевичем Макаровым (Мокрев). Артист малого оперного театра. 1913 г.» Да, это уже след другой эпохи…
Будущий зять A.C. Пушкина Николай Иванович Павлищев в середине 1820-х годов сотрудничал в столичных журналах, занимался переводами. Он был принят в круг литераторов. С родителями Пушкина и его сестрой Ольгой Павлищев впервые встретился в 1827 году в семействе Лихардовых. Ему понравилась Ольга Сергеевна. Николаю Ивановичу удалось очаровать не только Ольгу, но и стариков Пушкиных — что открыло ему доступ в их дом. Получив согласие Ольги Сергеевны, он сделал и формальное предложение, от которого получился неожиданный эффект: Сергей Львович «замахал руками, затопал ногами», а Надежда Осиповна решительно распорядилась — Николая Ивановича в дом больше не пускать. Родителей можно было понять: жених на пять лет моложе невесты, небогат, да и служебное положение его неопределенно.
Ольга была не только единственной и любимой сестрой A.C. Пушкина, но и его близким другом. Александр долго и красноречиво убеждал родителей устроить счастье дочери. Но все было безуспешно. Заметив на одном балу, что Ольга танцует с Николаем Ивановичем, Надежда Осиповна в негодовании вбежала в зал, схватила свою тридцатилетнюю дочь за руку и увезла ее. Тогда Ольга Сергеевна написала письмо Николаю Ивановичу, что согласна венчаться с ним тайно. Бракосочетание состоялось в первом часу ночи 25 января 1828 года в Троицкой церкви Измайловского полка. А утром Александру Сергеевичу наконец удалось уговорить отца и мать простить новобрачных своевольников. И те упали на колени перед родителями под благословение.
Однако окончательно примирить Надежду Осиповну с Николаем Ивановичем удалось только Льву Николаевичу — самим фактом своего появления на свет в 1834 году. В это время Павлищевы жили уже в Варшаве…
В 1835 году тяжело больная Надежда Осиповна пожелала увидеть дочь, зятя и внука. Николай Иванович по служебным обстоятельствам не мог покинуть Варшавы. А Ольга Сергеевна с годовалым сыном в августе приехала в Павловск, где на даче жили старики Пушкины. И здесь произошла встреча малолетнего племянника со знаменитым дядей.
«Александр, — сообщала Ольга Сергеевна в письме, — во время своей беседы держал Лелю на руках, ласкал его, но при этом, нечего сказать, брат утешать мастер: стал высказывать свое предчувствие, что, судя по печальному выражению лица ребенка и его грустному взгляду, он едва ли будет счастлив, и беспрестанно повторял: береги, береги его».
Когда закончился дачный сезон, Пушкин принимал сестру и племянника у себя. Особо были отмечены именины Льва Николаевича. «Сегодня, — писала Ольга Сергеевна, — маленький Леон — мужчина самый счастливый на свете. Александр, его жена и обе свояченицы навезли ему с три короба игрушек».
После кончины матери Ольга Сергеевна с сыном отправились в обратный путь. Александр Сергеевич проводил их до Пулкова. Всю дорогу он ласкал племянника, крестил его несколько раз, а, благословляя, положил ему на голову руку и повторил: «Живи и будь счастлив, будь счастлив».
Меньше чем через год прах A.C. Пушкина лег рядом с останками его матери.
Свою жизнь Л.Н. Павлищев посвятил памяти своего дяди. Он скончался в 1915 году. После него в небольшом сколоченном из досок доме, на Большой Спасской улице в Лесном, осталась одна его вдова — Ольга Петровна Павлищева.
В 1924 году «Красная газета» сообщала: «В воскресенье 10 августа на Иоанно-Богословском кладбище похоронили О.П. Павлищеву… С первых дней замужества О.П. попала в обстановку, наполненную воспоминаниями о нашем великом поэте. Л.Н. Павлищев сохранил все относящееся до A.C. Пушкина — рассказы его матери — родной сестры поэта, семейные реликвии и пр. Все им собранное составило т. н. Павлищевский архив. Сама О.П. горячо чтила память поэта и помогала мужу в его работах. Впоследствии, после смерти мужа, она не задумалась пожертвовать все имеющееся в Пушкинский Дом РАН и таким образом помогла сохранить весьма ценные материалы, исполнив свой гражданский долг…»
А старая фотография перешла к М.М. Заперецкой после кончины ее одинокого 83-летнего соседа Филиппа Дмитриевича Мокрева.
Корнеты и звери
По нашим личным воспоминаниям получается, что вирус, поделивший наших солдатиков на «черпаков» и «дедов» — в зависимости от того, кто как долго ел свою казенную кашу, — проник в монолитные ряды Советской армии где-то в 1960-х годах. С этого времени появились так называемые «черпаки», которые стали попадать в прямую и подчас жестокую зависимость от «дедов». В зависимость, не предусмотренную никаким законом.
Откуда проник этот вирус? Чтобы разобраться в этом, придется обратиться к дореволюционным временам. Тогда тоже было подобное явление. Только называлось оно иначе — не «дедовщиной», а «цуканием».
В истории этого вопроса пытался разобраться еще генерал H.A. Епанчин, назначенный в начале XX века директором «Пажеского Его Императорского Величества корпуса». В этом самом привилегированном военно-учебном заведении императорской России пажи выпускного старшего специального класса («камер- пажи») выступали в роли дрессировщиков пажей младшего специального класса («зверей»), господствовали
