всеобщее внимание. Манеры его отличались простотой и изяществом. Грудь его положительно была осыпана крестами».
Однако Барятинского манил к себе Кавказ. Он тщательно знакомился со всей литературой, посвященной этим краям, отличился в знаменитой экспедиции к аулу Дарго — резиденции Шамиля. А в 1847 году был назначен командиром Кабардинского полка и оставил Петербург для штаб-квартиры в Хасавюрте. К великому сожалению придворного общества.
Что же касается Михаила Юрьевича Лермонтова, то его Нижегородский драгунский полк, квартировавший в Кахетии, в военных экспедициях тогда не участвовал, и прапорщик воспользовался этим для поездок по Кавказу, затем запечатленных в стихах, прозе и многих рисунках. Потом, вследствие хлопот бабушки и по ходатайствам графа Бенкендорфа, он тоже был возвращен в Петербург. В январе 1839 года корнет лейб-гвардии Гусарского полка Лермонтов был приглашен в «собственный Его Величества» Аничков дворец по замечательному поводу: в дворцовой церкви венчался его двоюродный дядя Алексей Григорьевич Столыпин — тот самый, по совету которого юный поэт определился в юнкерскую школу и которого считал своим старшим братом. Невестой была блиставшая на великосветских балах красавица Маша Трубецкая, любимица всего царского семейства.
Об этом событии императрица Александра Федоровна писала своему сыну-наследнику: «Самая свежая и поразительная наша новость — Маша Трубецкая выходит замуж за гусарского офицера Столыпина… Ему 32 года, он красив, благовоспитан, хорошо держится, добр и очень богат, чем тоже не следует пренебрегать. Они купаются в блаженстве… Это была просто прелестная свадьба. Жених и невеста… восхищенные родственники той и другой стороны. Мы, принимающие такое участие, как будто невеста — дочь нашего дома…»
Это великосветское событие, столь взволновавшее царствующих особ и коснувшееся поэта Лермонтова, прошло тогда мимо забот князя Барятинского, сопровождавшего в это время наследника в его путешествии по Европе. Но события развивались дальше. Десять лет спустя, в 1847 году, полковник А. Г. Столыпин, будучи в Саратове, во время холерной эпидемии заразился этой страшной болезнью и скоропостижно скончался, оставив после себя молодую вдову и малолетнего сына Николая (прозываемого Булькой). При этих обстоятельствах императрица Александра Федоровна и ее венценосный супруг вспомнили о неженатом командире Кабардинского полка Барятинском, который тоже был красив, благовоспитан и, вместе с тем, очень богат. Князь Александр Иванович как старший сын в древнем роду Барятинских обладал наследственным нераздельным имением (майоратом), включавшим в себя обширнейшие владения в Курской губернии и особняк в Петербурге на Сергиевской улице. Этого было бы достаточно, чтобы обеспечить привычный образ жизни для блистающей в высших сферах столицы прелестной вдовы Марьи Васильевны, урожденной княжны Трубецкой.
Так неожиданно для себя в далеком Хасавюрте князь Барятинский получил высочайшее разрешение на отпуск — в Петербург, для встречи с матерью. При дворе не умели хранить секреты, и в дороге, по мере продвижения к Петербургу, Александр Иванович стал что-то подозревать. А в Туле давний приятель князя, губернатор Крузенштерн, человек с придворными связями, поведал проезжему кавказскому отпускнику о столичных слухах по поводу предстоящего ему вскоре брачного союза.
Как бы то ни было, но князь остановил свое дальнейшее продвижение на север, сказавшись больным; провел большую часть отпуска в Туле и затем поворотил обратно.
В Зимнем дворце было получено от князя почтительнейшее письмо: «что как ни дорого для него было бы свидание с родными, и как ни глубоко чувствует он милостивое дозволение государя приехать для этого в Петербург, но что служба для него выше всех семейных радостей, а так как срок данного ему отпуска уже истекает, то он решился отправиться назад к своим обязанностям, отказываясь от счастья семейного свидания». Изумленный и негодующий государь немедля послал вслед за Барятинским фельдъегеря. Князю было приказано возвратиться, а отпуск ему был продлен.
Фельдъегерь скакал день и ночь, но догнать князя, неоднократного победителя царскосельских скачек, ему удалось лишь у подножия кавказских гор. Однако Барятинский посчитал себя уже прибывшим к месту службы и просил милостиво разрешить воспользоваться назначенным ему отпуском в другой раз.
Доставленный фельдъегерем отзыв больше всех рассердил царицу. Она осыпала имя обманщика- князя «недоброжелательными эпитетами».
Пришлось Александру Ивановичу все же отправиться в столицу. Прибыл он туда в декабре 1849 года. Домашние князя поразились переменам, произошедшим в его внешнем облике. Управляющий имением В.А. Инсарский вспоминал: «Уехал он блестящим блондином, красавцем, с его роскошными волосами. Теперь я видел коротко остриженного генерала с тупыми бакенбардами, с лицом загорелым от климата… Во всей его фигуре сильно проглядывало желание изобразить кавказского ветерана, что подтверждалось и тем, что князь сильно прихрамывал, опираясь на палку».
Неизвестно, какое впечатление во дворце произвела сотворенная князем перемена героя светских гостиных в служаку-кавказца, описанного Лермонтовым. Но матримониальные планы, относящиеся к нему, здесь не были оставлены, к ним присоединился и наследник. Оставалось князю только одно — прибегнуть к обходному маневру, не раз с успехом применявшемуся им на полях сражений.
В конце декабря княгиня Мария Федоровна, по своему обыкновению, устраивала Рождественскую елку, под которой и на которой находились подарки близким. Александр Иванович тоже повесил на елку свой подарок. Им оказалась дарственная на майорат. Все свое имение князь Александр передавал брату, князю Владимиру. Он теперь становился бедняком, ничего кроме службы не имеющим и женихом незавидным…
Женился же Александр Иванович Барятинский только когда вышел в отставку, в возрасте 47 лет, на давно им любимой женщине Елизавете Дмитриевне Давыдовой, рожденной княжне Орбелиани, когда он уже был фельдмаршалом и наместником умиротворенного Кавказа.
«Нет, батушка, нельзя…»
Пушки Сухозанета
Недалеко от Аничкова моста находится трехэтажное здание под № 70, и доныне сохраняющее в своем облике классические формы, переданные ему в первой половине XIX века. Первым его хозяином был И.О. Сухозанет. Ныне оно известно как «Дом журналистов», но и теперь его парадные залы, лестницы, узкие переходные коридоры, комнаты сохраняют память о своем первом владельце — человеке влиятельном и характерном для своего времени.
Иван Онуфриевич не пользовался любовью современного ему аристократического общества: его считали «мещанином во дворянстве». Он происходил из мелких дворян Витебской губернии, и армейским служебным заботам были посвящены все его основные интересы. Вверенные ему части выглядели и стреляли отлично. За что его награждало начальство. А время было серьезное: войны с Наполеоном следовали одна за другой.
Каждому человеку судьба дает возможность отличиться на своем поприще. Другое дело, что чаще всего эта возможность не используется или не замечается. Генералу от артиллерии И.О. Сухозанету такая возможность давалась дважды, и оба раза он воспользовался ею. Благодаря этому история наша сложилась так, а не иначе. Ну а хорошо или плохо — это кому как покажется.
