в лицо. Или это он шёл то вперед, то снова назад?
Возможно. Возможно. Куда идти, когда нет дороги? Нет дороги. Нет ничего. Только ветер, и снег, осыпающий плечи. И земля под ледяной коростой. Земля чёрная, а снег белый. Белый, белый. Как крылья ангела. Ангела. Анабель.
Анабель. Он не знал, кричит это имя — или шепчет беззвучно, вместо молитвы. Он не знал.
Он ничего не знал.
Анабель. Я люблю тебя Анабель. Я ненавижу тебя, Анабель. Будь ты проклята, проклята.
Он не знал, сколько прошло часов. Сколько дней. Сколько ночей.
Он не знал, куда он идёт. Все дороги вели в никуда. Все дороги вели к Анабель.
Дьяволица. Её глаза. И Пречистая дева. Свет. Он потерял свою веру. Вера. Что с ним случилось? Искушение. Это было искушение. Он пал, он не устоял. Но в чём оно заключалось? В чём? Кто искушал? И кому он молился?
Он не знал. Ему казалось, что память его умирает, застывает, как эти деревья в тисках ледяного ветра. Кто он? Куда он идёт? Она сказала — он мёртв. Его нет. Нет.
Если бы только он мог понять. Она сказала — он никогда не поймёт. И её глаза. И огонь. Монастырь сгорел. Остался только огонь. Огонь вокруг, и она в огне. И рядом с ней Анабель.
Он падал на землю, лежал ничком. Он что-то кричал, захлёбываясь собственной слюной. Он не знал, кого он зовёт, кого умоляет, кому угрожает.
Вера. Он верил в бога, молился богу. Но теперь он не мог думать о боге. Он думал только об Анабель.
Он наткнулся на что-то. Дерево. Сухое. Серое, как мышиная шкурка.
Осина. Его разобрал безумный визгливый смех. Конечно. Осина. Почему бы нет? Разве он не предатель?
Но кого он предал? Бога? Или Анабель?
Он не знал. Не знал. Он ничего не знал.
Он не знал даже, получится ли крепкая веревка из его обгоревших лохмотьев.
11
Другой
Она сидела, глядя бесцельно вдаль. В её остывших, заледеневших глазах и в углах её рта — всё ещё мягкого, детского, — таилась уснувшая старая боль и… покой.
Белинда взбивала старательно щёткой рыжую пену её волос. И они оживали, они колыхались полупрозрачным искрящимся облаком, отливая всеми цветами осенних дней. Дней увядания, дней распада, дней, когда вся природа ликует и умирает, залитая душной багряной кровью. Да, Анабель. Это наши цвета. Наша судьба. Наша прекрасная и смертоносная суть. С нами холодные ветры и ночь, и пепел луны, и жала всевидящих звёзд. А ещё — могильные камни и чёрные свечи, пляски летучих мышей и то, что всегда настигает во тьме, из-за угла. Всё это наше, всё это мы. Посмотри во Тьму, открой ей себя — и она войдёт в твоё тело, она оплетёт тебя и напоит своим эликсиром, своим обжигающим ядом.
— Анабель.
Она подняла глаза.
— О чём ты думаешь?
— О себе.
— Прекрасно. — Белинда коснулась её лица. — Только об этом и стоит думать. На остальное, право же, жаль тратить время — хотя у нас впереди и вечность.
— Он умер? — спросила Анабель.
— Он? Анабель, не думай о нём. Тот мир закрыт. Закрыт навсегда. Огонь уничтожил дорогу. Всё кончено, всё позади.
— Но я виновата.
Белинда вздохнула.
— Какая вина, Анабель, о чём ты? Он был мёртвым, а ты дала ему жизнь. Ваши пути скрестились, но каждый из вас сделал свой выбор. Ты дала ему силу, дала любовь. Но ему это было не нужно. Он всё забыл из-за дешёвого спектакля — хотя, возможно, не такого и дешёвого.
— Он, — Анабель улыбнулась, — он правда поверил, что ты — Пресвятая дева?
— О, да. Конечно. Белые крылья, белые одежды — разве мог такой, как он не поверить.
Анабель стала снова серьёзной.
— Но не все же люди такие, Белинда. Не все делят мир на чёрное и белое. Ведь есть же те, которые… могут понять?
— Конечно, но… да что у тебя с волосами! Но они ближе к нам, чем к другим людям. И, Анабель, хватит об этом. Встань. Повернись. По-моему, просто прекрасно. Только не трогай причёску, она и так вот- вот расползётся.
— Зачем это всё? — Анабель равнодушно пожала плечами.
— Затем… — Белинда выдержала паузу, — Затем, моя радость, что тот, кого ты любишь, ждёт тебя.
Анабель отступила, её лицо потемнело.
— Он… он?
— Нет, Анабель, — простонала Белинда. — Во имя Тьмы, забудь ты об этом монашке! Я же сказало, что с ним всё кончено! И потом, сколько можно себя обманывать? Ты никогда не была влюблена в него, Анабель. Всё это время ты любила другого.
— Другого… — эхом отозвалась Анабель.
— Именно! — с готовностью кивнула Белинда. — Ты, твоё «Я», твоя сущность тянулись к нему. Вы — одной породы, Анабель, вы вспоены светом луны и чёрными силами бездны. Но ты испугалась себя, своей природы, своей любви. И бежала от себя самой в объятия этого монашка — лишь потому, что он человек. Но, Анабель, пора кончать с этой ложью. Ты любишь Люция, и он тоже любит тебя.
— Любит? Он… Люций меня любит?
— Да. — Белинда взметнула брови. — Я и сама не верила, что он на такое способен. Но, в конце концов — мы ведь действительно очень похожи.
Она наклонилась, взяла Анабель за плечи. Огонь её взгляда отразили озёра глаз Анабель.
— Да или нет, Анабель? Решай. Тот, кого ты любишь, ждёт тебя. Прими его и прими, наконец, всё, что таится в тебе. Он покажет тебе нашу любовь, любовь Чёрного рода. Да или нет, Анабель? Да или нет?
— Да. — Анабель поднялась, — Да!
Но тут же заколебалась.
— А как же… — спросила она, краснея, — Белинда, а как же Ульрика?
— О, Анабель! — Белинда закатила глаза, — Ты просто неисправима! Иди, Анабель, иди к нему и забудь обо всём! Ты поняла?! Ульрика! Подумать только — в такой момент вспоминать об Ульрике!
