– А еще помнишь?
Питер на миг задумался, а потом спел весь первый куплет. Получилось не очень внятно, ведь песня была написана на языке, на котором будут говорить через тысячу лет.
Похоже, барду не слишком понравилось. Он обдумывал услышанные стихи, как истинный профессионал.
– Пожалуй, я смог бы немного подработать… – задумчиво протянул он и, превратившись в каменное изваяние, принялся едва заметно покачивать головой.
– А если вот так, послушай:
Откуда явилась ты рядом со мной
Прекрасная ликом, пустая душой
Как ангел небесный – светла и чиста
Но вижу: чернеет внутри пустота.
– Ну вот, так лучше, – тихо добавил он. – Понимаешь, я стараюсь приладить эти строки к истории Орфея, с которым в подземном царстве говорит Аид, и торгуется с ним за жизнь Эвридики. Что скажешь?
Парнишка говорил так серьезно и был так горд, что у Питера духа не хватило его критиковать.
– Во всяком случае, это стихи, – уклончиво проговорил он, – тут без
вопросов. – А сам подумал: «Прости, сынок. Роберт Плант может спать спокойно».
Корс Кант улыбнулся, сочтя сказанное Ланселотом похвалой.
– Ты правда думаешь, что Анлодда захочет снова меня увидеть?
Питер усмехнулся.
– Не раньше, чем мы повидаем ее. Ну, вперед. Он положил руку на плечо Корса Канта, вывел его за дверь, и они пошли вниз по лестнице.
Почти добравшись до нижнего этажа, они чуть не налетели на толстого старика с растрепанной бородой и абсолютно отсутствующим взглядом, словно тот вел в уме какие-то подсчеты. Все трое замерли как вкопанные.
– Ланселот, Корс Кант, – проговорил толстяк так, словно сделал открытие. На нем была бесформенная серо-черная рубаха с рукавами, приподнятыми на плечах, – больше ни у кого Питер такого фасона пока не заметил.
За широкий белый ремень старика была засунута сухая ветка. Борода торчала во все стороны – похуже, чем у Уиллкса.
– Мер.., тен , – промямлил юноша и низко поклонился старику.
– Я искал тебя, Ланселот, – сказал толстяк. – Король послал меня. Он спрашивает, здоров ли ты. Сердце у Питера екнуло. «Мертен – уж не Мерлин ли, камелотский чародей»?
– Я здоров, Мертен, – ответствовал Питер осторожно. Кто его знает, не умеет ли великий волшебник читать мысли?
«Я-то здоров, кровавый убийца!» – заклокотало в горле у Питера, но он не выпустил слов Ланселота на волю. Несколько секунд Питер сражался с живущим внутри него Ланселотом и наконец унял страсти воина- задиры, уложил их поглубже на дно.
Когда Питер открыл глаза, он заметил, что старик спустился на одну ступень. Кустистые брови чародея подпрыгнули, улеглись, еще раз подпрыгнули, затем зловеще сдвинулись.
– А почему же ты так внезапно покинул пир? Я побоялся – уж не воспалился ли твой мозг?
– Ну… – Питер отчаянно пытался придумать достойный ответ. – Когда нас зовет природа, мы обязаны повиноваться, – объяснил он. – Кстати, я тебя на пиру вообще не видел.
– Артус беспокоился. Он спрашивал о тебе. – Старик усмехнулся так, что у Питера возникло неприятное ощущение: его водят за нос. – Быть может, твоему здоровью вредит островной туман. Не лучше ли ты почувствуешь себя дома, на солнечных полях и горах Сикамбрии?
Волна враждебности взметнулась между ними. Питер решил, что этот Мертен с радостью продал бы и Артура, и всю Англию за тридцать сребреников.
– Мне нравится угрюмость этого острова, – отвечал Питер. – У меня как раз такое настроение, старый ты хитрец.
Питер заметил, что Корс Кант сразу дернулся и отступил от него подальше. Ланселот, чьи чувства примешивались к чувствам Питера, тут же понял, что юноша испугался. Но вот собственные опасения Питера как рукой сняло: Мертен-Мерлин был всего-навсего наглым обманщиком, и его легко было отодвинуть в сторону.
– О да, я слыхал, что ты бежал от прелестницы нынче ночью, – осклабился старик. – Лучше попытай счастья с Моргаузой, – посоветовал он. – Поговаривают, что она умеет поднять дух, так сказать, любому мужчине, который еще мужчина.
Питер поборол рвущегося наружу Ланселота – а тот грозил вырваться и обрушить на наглого чародея весь пыл своей ярости. Питер покрепче ухватил за руку юного барда и быстро прошел мимо старого шарлатана. Мирддин был вынужден прижаться к стене, чтобы пропустить их.
Они уже собирались завернуть за угол, когда старик выкрикнул:
– Если направляешь стопы свои к Моргаузе, тебе вот что не помешает. – Он поднял руку, показал, что она пуста, затем сжал пальцы в кулак. Когда он снова разжал пальцы, на ладони у него сверкали три серебряные монетки. – Шлюха задаром не отдается.
