осторожно повели меня по улице, направляясь в сторону площади, где меня подбили. Идя по улице, удовлетворительно смотрел на раздавленную и уничтоженную технику. Немцы, почувствовав мое настроение, больно сжали руки. По улице ходили солдаты и местные жители. Вдруг откуда-то справа выскочила старуха со злым лицом, и заорала, что я уничтожил ее огород, и разнес весь двор. Нагнувшись, она зачерпнула свежую коровью лепешку, и швырнула ее в меня. Попала. Коровьи экскременты стали стекать по лицу. Немецким солдатам, державшим меня, это не понравилось, им тоже досталось. Поэтому они стали гнать ее от меня, не отпуская рук. Сразу обнаружилось, что конвоиров больше чем я думал. Со спины показалось еще два солдата и стали шугать старуху. Но та, вывернувшись, успела подбежать ко мне и плюнуть в лицо. Увернуться я не смог из-за державших меня солдат. Похоже, что это им понравилось, но старуху они все-таки отогнали. Постаравшись вытереть лицо о плечи, я продолжал идти вместе с конвоирами к площади. Бабка двигалась в отдалении, продолжая выкрикивать угрозы и оскорбления, посмотрев на нее, постарался запомнить, после чего продолжал осматривать проделанную нами работу.
Из-за кунга Опель-блица, показался корпус моего танка. Уже не моего. Около него суетились несколько ремонтников, восстанавливая гусеницу. Черт, надо было хоть гранату кинуть вовнутрь, чтобы он никому не достался. Хотя там оставалось очень мало снарядов для детонации. Подходя к дверям трехэтажного здания, в окна которого, я выпустил несколько бронебойных снарядов, обернулся, бросив последний взгляд на мой бывший танк.
В кабинет я так и зашел испачканным коровьим гов..м лицом. Штандартенфюрер с улыбкой смотрел, пока меня сажали на стул. Конвоиры вышли из кабинета. Достав, из великолепного портсигара папиросу, штандартенфюрер закурил. После чего спросил, на плохом русском:
- Ну как вам гостеприимство местных жителей?
- Так себе. Остается желать лучшего,- ответил я на немецком языке, что заставило немца удивленно приподнять брови.
- О, ваше произношение великолепно. Для русского просто отлично!
- О, герр штандартенфюрер вы мне льстите. Позвольте представиться. Вацлав Швед, служу в полку 'Бранденбург'. Во шве моих галифе вы найдете мой опознавательный знак. В эту группу окруженцев попал совершенно случайно. Позвольте рассказать вам после того, как ваши солдаты достанут код. Сам извините, не могу, все тело болит.
Разговор со штандартенфюрером затянулся почти на час, после того, как его адъютант ушел пробивать опознавательный код. Мне даже принесли воды в тазике и полотенце, чтобы я мог умыться. Врать мне было привычно. Только сложно было накладывать на недавние события. Не думаю, что он поверил мне, но слушал внимательно.
Поверил он мне или нет, показали дальнейшие события. Меня отвели обратно в сарай.
Пройдя в угол, где находились мои бойцы, сел рядом с радистом, Улыбнувшись, глядя на его синюшнее лицо, тихо спросил, наклонившись к уху:
- Как у вас тут?
- Пока все хорошо, сказал индюк, направляясь за хозяйкой к колоде.- Кивнув на угол, криво улыбнувшись, сказал,- когда вы ушли, эти двое пытались права качать, но я их послал.
- Старшина не очнулся?
- Нет, но Осокин пришел в себя!
- Да? Потом подойду. Есть возможность уйти отсюда. Будь наготове.
- Понял,- так же тихо сказал радист, его глаза радостно блеснули.
Пройдя к Осокину, спросил у бойца:
- Как себя чувствуешь, боец?
- Рука болит, товарищ капитан. Невезучая она у меня. То пуля, то перелом.
- Ничего, выберемся, сдадим тебя на руки красавицам медсестрам, будешь спать на простыне и кушать кашу.
- Хорошо бы, товарищ капитан.
- Спи, сон полезен.
Еще почти час мы с Молчуновым общались склонив головы друг к другу, под подозрительными взглядами соседей. Вот что странно, я точно получил контузию, а сейчас ее почти нет. Так, легкий шум в ушах, что не скажешь про радиста. Речь его изредка начинала заплетаться и нормальный слух так и не вернулся. Я еще тогда заметил, когда сожгли мой первый танк, что пришел в себя после контузии довольно быстро. Странно все это… Отправив радиста отсыпаться, сам лег рядом и прикрыв веки, начал прокручивать в памяти наш разговор с штандартенфюрером.
…
'- Я буду вас называть вашим настоящим званием, гауптман. Кстати, какое у вас звание в разведке?
- Лейтенант Абвера, герр штандартенфюрер.
- Хорошо лейтенант. Расскажите, что произошло с вами за последние два дня?'
Мой так называемый рассказ длился почти час, хотя я и старался врать правдоподобнее, вставляя ключевые моменты, происшедшие за это время. Например, командиром моей тридцатьчетверки был рядовой Истомин, являющийся в действительности сотрудником НКВД. Повезло, что в танке на четыре человека экипажа, нас оказалось пятеро. Я же за все время боя пролежал на днище танка, притворяясь сильно контуженным. Потому как, являюсь честным солдатом Рейха и в своих, стрелять не желал. Офицер, проглотил эту ложь, не моргнув и глазом. Поняв, что о нападении на оба лагеря я ничего не знаю, сразу потерял ко мне интерес. Дальше допрос быстро закончился.
…
Нас так и не накормили. Хмуро вздохнув, стал устраиваться спать. Я сейчас самый боеспособный из нас четверых. Еще через полчаса очнулся старшина.
- Ну что, Федя, как себя чувствуешь?
- Непонятно, товарищ капитан,- ответил старшина и начал ощупывать себя руками.
- О, слышишь, уже хорошо.
Как ни странно, старшина был в более приличной форме, чем я думал. Походив по сараю, туда-сюда, он лег рядом с нами, и мы с радистом начали посвящать его в наш план. Получивший его полное одобрение. Закрыв со старшиной радиста своими телами, от взглядов предателей, лежащих в противоположном углу, мы позволили ему и дальше раскачивать длинный гвоздь, забитый в стену сарая.
Толчок в плечо разбудил меня. Открыв глаза увидел темный силуэт склонившегося надомной человека. Определив поторчавшим вихрам, что это был старшина, спросил свистящим шепотом:
- Что? Рано же еще.- Действительно было еще рано. Сквозь щель было видно встающую луну.
- Товарищ капитан, там за стенкой кто-то шебуршится.
Мне в руку лег стержень из холодного метала. Ощупав его, понял, что это гвоздь двухсотка, все-таки вытащенный радистом из доски. Хозяева использовали его как крючок для упряжи. Вставая, я зашуршал соломой, замерев на миг, прислушался. Со стороны двух предателей продолжал раздаваться храп. Выйдя на середину сарая, стал прислушиваться, слева встал старшина. Было тихо, только слышны шаги часового ходившего около двери. Вдруг снаружи послышалось поскуливание.
- Чертова собака, пшла вон!- послышался крик часового на немецком. Послышался удар, и громкий визг обиженной собаки стал удаляться. В углу зашевелился один из предателей, пристав стал прислушиваться к смеху часового. Подбежав, я футбольным ударом в голову, оглушил первого. После чего навалившись на второго, спавшего рядом, сжал его гортань и с силой вдавил ее. Послышался сип и бульканье из поврежденного горла. Сжав кулак, ударил его в висок. Предатель замер, только из горла продолжало доноситься бульканье. Повернувшись к первому, понял, что добивание уже не требовалось. Старшина закончил за меня. Быстро подойдя к двери, встал рядом со старшиной и тоже стал прислушиваться к происходящему снаружи. Похоже, часовой так ничего и не услышал и продолжал ходить недалеко от двери. Найдя довольно большую щель, размером в пару сантиметров, я смог разглядеть охранника. Хорошо освещаемый луной часовой повернулся к нам боком и, остановившись, прислушался. Постояв так минуту, продолжил хождение от одного угла сарая, до другого. Проблема что расстояние для броска было нормальное, только вот просунуть руку наружу и метнуть гвоздь не получиться, из-за малого
