– Здорово, мужики,- ответил Никифорыч,- заходите, раз пришли.
Николаич по-хозяйски зашел в комнату и вдруг каким-то театральным движением плеч сбросил с себя драненький тулупчик, который сразу же на лету успел подхватить Михалыч. Под тулупчиком обнаружился костюм, сидевший на Николаиче как на хроническом сколиознике из-за навешанных на него множества металлических побрякушек.
Среди них можно было заметить все советские 'юбилейные' медали, значки 'Участнику всесоюзного съезда служебных собаководов-любителей', 'Заслуженный врач-гинеколог', и даже пришпиленный, видимо, по недосмотру значок рок-фестиваля 1970-х годов 'Тебе, Партия, наши песни!'.
Пейзаж дополняли отглаженные брюки, заправленные в валенки.
Михалыч выглядел не хуже. Старая парадная форма подполковника милиции, видимо, уже не была предназначена к её прямому назначению и поэтому Михалыч смотрелся в ней как отставной Дон-Жуан на пенсии, облачившийся в свой первый свадебный костюм пятидесятилетней давности.
Валенки, подобно генералитету, он позволить себе никак не мог, поэтому был обут в форменные черные туфли, в которые по пути набилось изрядное количество снега. Из-за того, что Николаич шел по узенькой тропке впереди, а Михалыч семенил сбоку и сзади.
Все сели. Никифорыч согрел чаю. Помолчали.
– Ну как дальше жить будем?- нарушил тишину Николаич.
– Это в каком смысле?- не понял Никифорыч.
– Ну как в каком?! Хватит этого раздрая и беспредела! Необходимо срочно восстановить законность, правопорядок и наладить идеологическое воспитание трудящихся масс.
– Так точно,- сказал Михалыч.
– Что это с вами?- удивился Никифорыч.
– Ничего,- фальшиво сказал Николаич.- Просто мы решили, что пора налаживать нашу жизнь.
– И каким же образом?
– Как каким? Давно известным, испытанным, можно сказать, пролетарским способом. Для начала сформировать первичную партячейку, сделать её председателем самого уважаемого и достойного жителя нашего села. Из местных, так сказать.
– Ну и кого же?- спокойно спросил Никифорыч.
– Народ выберет, народ не ошибается,- обиженно ответил Николаич.
– А потом?
– А потом восстановим местный колхоз, назначим тебя его сопредседателем, повысим удои, организуем привесы и жизнь сама войдет в нормальное русло.
– Райотдел милиции!- прошептал Михалыч.
– Да,- продолжал Николаич,- Для поддержания шта... то есть социалистической законности организуем Пенисовский райотдел внутренних дел. Тем более, что начальник уже есть.
Михалыч встал и снова сел.
– А в колхозе кто работать будет?- поинтересовался Никифорыч.
Николаич отхлебнул чаю и долго его жевал. Действительно, об этом он еще не успел подумать. Он, казалось, продумал всё: и кто начальником милиции будет, и кто завполиклиникой. А вот про рабочих не успел. От очевидного упоминания единственного неохваченного реформами Эдуардыча Николаич всячески уклонялся, зная его тяжелую руку и необузданный нрав.
Михалыч, сидя, молча глазами прогрызал себе в погонах по третьей дырке.
– Вьетнамцев привезем!- нашелся он.- Братских товарищей. Двойная польза от них. Народ всё больше мелкий, неприхотливый, опять же рис добывать умеют. А болот у нас еще, слава Богу, хватает. Заодно и клюквы наберут.
Тут Никифорыч не выдержал. Он, сославшись на то, что что не успел задать корму корове и курам, согнувшись, как при несварении желудка, выбежал в сени и, зажав рот рукой, сдавленно немного похохотал.
А потом, вдруг помрачнев, накормил все-таки животных и вернулся к столу переговоров.
– Вот и первые колхозные животные у нас уже есть!- радостно встретил его Николаич.
– Про кого это ты? Ах, да...,- догадался Никифорыч,- И первая ферма тоже есть. Твой, Николаич, дом как раз подойдет.
– Неправильно понимаешь! Мой дом как раз подходит под первый райисполком.
– А твой, Михалыч, дом - под райотдел милиции?
– Так точно,- скромно сказал Михалыч.
– Дом Палыча - как раз поликлиника и склад коньяка, а дом Эдуардыча - общежитие для вьетнамцев?
– Почему бы и нет?- оживленно заметил Николаич,- Перспективно!..
– Да. Но думаю, что из этого ничего не выйдет,- как можно серьезнее сказал Никифорыч,- Потому что раз вдохновляющей и направляющей силой является партия, то для начала любого дела необходимо начать с нее. Верно?
– Очень правильно. Растешь на глазах. Благодарность. С нее начинается, ей же и заканчивает... То есть, именно так.
– Но в этом-то вся и загвоздка,- грустно сказал Никифорыч,- Первичная партячейка должна состоять из пяти человек. А без Эдуардыча, который убежденный атеист, нас всего четверо.
– Не проблема. Из этого есть, по-меньшей мере, несколько выходов,- не смутился Николаич.- Вот, пожалуйста:
Ввиду чрезвычайных обстоятельств жизни сократить минимальный нормативный состав первичной партячейки до трех или даже двух человек;
Принять в почетные члены первичной партячейки (без права голоса) Маркса, Энгельса, Ленина-Сталина и так далее. В крайнем случае Розу Люксембург;
Зачислить туда же будущих вьетнамцев;
Принять Эдуардыча обманным путем, выдав нас за партию любителей пива.
В этом направлении гибкости ума и фантазии Николаича не было равных, и ему в этом смысле могли позавидовать братья Гримм и Жюль Верн вместе взятые. Он мог бы говорить на эти темы еще очень долго, как вдруг до него по радио донеслись обрывки фраз об утверждении герба новой России.
Заслышав про орла, Николаич как-то осекся на полуслове, лицо его приняло обычное будничное выражение (только несколько задумчивее, чем всегда) и он, помолчав с минуту, сказал Михалычу.
– Пойдем-ка домой. Помечтали, и будет, полковник.
– Не понял,- удивился Михалыч,- А как же протокол учредительного собрания?
– А его, майор, составите тогда, когда радио как следует почините, и оно не будет самопроизвольно включаться и так же спонтанно отключаться. А то ишь: 'Советский гимн!, товарищ
