– Максим?!
Олеся повернула голову:
– Лен, а ты его откуда знаешь?
– От Насти. Ну, я тебе рассказывала… Это ее брат.
– Ах, ну да…
– Ну что, девушки? Может, пойдем отсюда?
– Ой… Мне бы одежду собрать.
– Я вам помогу! – немедленно вызвался какой-то доброхот.
Натянув одежку, девушки прошли за кулисы – за сапогами и куртками. Кроме музыкантов и десятка еще не выступавших претенденток, там никого больше и не было.
– Вы идите, девчонки, я догоню.
Макс подошел к музыкантам:
– Арнольд где?
– Сейчас явится. Да ты не беспокойся – у нас такое часто бывает. Ну, драки, там, да и девчонок утаскивают.
– Да уж, – презрительно скривился Тихомиров. – Вижу, контора у вас – серьезнее некуда.
– Да мы вообще ни при чем – нас просто поиграть попросили.
– А вот и Арнольд… Арнольд Иваныч, вас тут ждут!
– Ждет? Кто?
– Конь в кожаном пальто! – Подскочив к только что вошедшему коротышке, Максим с ходу заехал тому в ухо.
Конферансье упал, застонав и смешно задрыгав ногами:
– Не бейте! Пожалуйста, не бейте! Ну, у кого не бывает накладок?
Честно говоря, Тихомирову бить его больше и не хотелось – как-то противно стало, да и злость прошла – кого винить-то? Разве что самих девчонок, вот уж поистине бабы – дуры. Нашли себе работенку! Приперлись!
Он даже не стал гнаться за шарахнувшимся с лестницы хлыщом – ну его к ляду! Выскочив на улицу, поискал глазами девчонок… ага, вот они!
– Уважаемый! Ты кирпичи-то забирать будешь?
Тихомиров обескураженно обернулся: у выхода стоял усач. Продавец, господи!
– Кирпичи?! Ах, ну да, ну да. Чуть не забыл ведь! Все из-за вас! – это он уже сказал девушкам. – И чего сюда приперлись, думали – работа стоящая?
– Спасибо тебе, Максим, – подняв глаза, поблагодарила Олеся.
Ах, какой она была красивой в этих узеньких джинсиках, в лаковых сапожках на высоких каблучках. Милое, до боли родное личико, карие сверкающие глаза… Олеся…
– Ну, пойдем к Насте что ли? – пригласил Максим. – Все равно кирпичи везти.
И как-то так само собой получилось, что Макс предложил Олесе пойти к нему. Девушка согласилась – все же, как видно, была уже на грани: ни с того ни с сего по мужским клубам голой танцевать не пойдешь.
– Ну, давай, давай, рассказывай, – подзуживал по пути Тихомиров свою «бывшую». – Рассказывай, как ты там живешь? Благодетели деревенские помогают? Ну, за тех гоблинов… Нет? Вот сволочи, обещали ведь!
– Может, они и приходили, приносили чего-нибудь. – Олеся пожала плечами. – Только я по старому адресу больше не живу.
– Вот как? – Максим явно обрадовался, но тут же попытался приглушить все свои эмоции. – И где же ты обретаешься?
– А когда где… У подруг, у родственников – они в старом городе живут, в смысле в своем доме.
Поднявшись в квартиру Макса, они сели пить чай – Тихомиров растопил буржуйку, налил в котелок воды из пластмассовой десятилитровой канистры, вскипятил, похвастал:
– Настоящий чай, с бергамотом. Жаль, кофе давно закончился… ты ведь раньше не приходила.
– А ты не звал…
Попив чаю, они вдруг принялись вспоминать прежние деньки: праздники, поездки, общих знакомых… И как-то так получилось, что Олеся осталась на ночь – ну не переться же вечером черт-те знает куда? И так же, как-то незаметно, они очутились в одной постели, рука Максима скользнула под маечку девушки…
В общем, Олеся осталась – так уж вышло, и Тихомиров неожиданно для себя ощутил какую-то спокойную радость – типа, вот так вот все и должно было быть. Именно так и никак иначе.
Максим все не оставлял надежды отыскать Трушина, и все тщетно, по всей видимости «лесовик» так и сгорел в пожарище вместе со всеми своими домочадцами. Если так, то Максу было искренне жаль.
Он как-то зашел и в библиотеку, в читальный зал… Витрины были выбиты, на полу валялись осколки стекол и разорванные по листочкам книги.
– Сволочи! – выругавшись, молодой человек вышел на улицу и задумался.
Похоже, что Комитет все же распался, лишившись основных своих членов – Трушина и Петровича. Впрочем, остались другие, тот же Михаил. Уже немного оправившись от полученных в битве за лес ран, он сейчас лежал у себя дома, адрес Тихомиров знал. Можно было сходить к нему, зайти еще к некоторым, но увы – прежней, основанной на людской сознательности власти у Комитета теперь не было. Теперь каждый был сам за себя – так легче казалось выжить.
Как-то, возвращаясь домой, Максим задержался, увидев собравшийся у подъезда народ – еще не разъехавшихся соседей, которым, кроме как вот в этой девятиэтажке, жить было просто негде. Люди что-то обсуждали, один из жильцов, взобравшись на скамейку, даже пытался толкнуть речь.
Молодой человек подошел ближе:
– Из-за чего сыр-бор?
– А вон, читай.
На двери подъезда висела намалеванная яркими цветными фломастерами объява, больше похожая на детскую стенгазету. Однако содержание ее было явно не детское, а, наоборот, нахально-угрожающее.
«Уважаемые тов. жильцы! – начиналось объявление в лучших традициях социализма. – Если вы не хотите сдохнуть, если хотите иметь свет и тепло – за все это нужно платить. Квартплата будет приниматься еженедельно у здания ТЭЦ, размер…»
А вот размер квартплаты многих шокировал: кроме мешка картошки с подъезда еще принимались люди! Так и было написано: «в работники. Предпочтительнее – молодые девушки и дети».
– Уроды какие-то прикалываются! – пожав плечами, заметил Макс.
– А если не уроды? Если не прикалываются? Если по правде? – заметил какой-то крепко попахивавший алкоголем доходяга. – Меня так давно уже достало без тепла и света сидеть!
– Правильно! – поддержала какая-то взбалмошная тетка. – И мне надоело. И всем!
– Интересно. – Максим усмехнулся. – У вас что же, лишние продукты есть?
– Лишних-то нет, – по прежнему стоя на скамейке, заметил толстобрюхий мужик в распахнутом полушубке и старомодной шапке пирожком.
Тихомиров его так, мельком, знал, как старого склочника.
– Лишних продуктов ни у кого нет, это правда, – оглядев обступивших его людей, снова повторил брюхан. – Зато есть предложение! Видите, в объявлении-то что сказано? Работники тоже принимаются… наверное, топить кочегарку будут или что-нибудь еще…
– Правильно, Иван Кузьмич, правильно! – закивали тетки.
– Ага… предпочтительнее – женщины и дети, – не удержавшись, съязвил Макс.
– А вы не смейтесь, молодой человек! – тут же повернулась к нему одна из теток. – Вы, между прочим, у нас тут без прописки живете и никаких правов не имеете!
Тихомиров лишь присвистнул: ну надо же – «никаких правов»! Вот так-то!
Ну, раз так…
– Тогда я пошел, подвиньтесь.
